Симбирск... самый обычный среднероссийский город второй половины XIX века с тридцатитысячным населением, центр губернии. В романе "Обрыв " И.А. Гончаров описывал его так: "куча разнохарактерных домов, домиков, лачужек, сбившихся в кучу или разбросанных по высотам и по ямам, ползущих по окраинам оврага, спустившихся на дно его, домиков с балконами, с маркизами, с бельведерами, с пристройками, с венецианскими окошками или едва заметными щелями вместо окон, с голубями, скворечниками, с пустыми, заросшими травой, дворами. Искривленные, бесконечные, идущие между плетнями, переулки, пустые, без домов, улицы, с громкими надписями: "Московская улица", "Астраханская улица", "Саратовская улица", базары, где навалены груды лык, соленой и сушеной рыбы, кадки дегтю и калачи... ". Сегодня этот город ушел в прошлое. Но он жив в заповеднике, окунувшись в концентрированное историческое пространство которого, начинаешь лучше понимать духовный мир эпохи, которая привела к великим переменам на российской земле.

Обычный российский город. Почему же именно ему суждено было стать родиной двух людей, которые оказались во главе великих социальных событий-потрясений России начала двадцатого столетия? Что происходило в городе? Что увидели и познали здесь Владимир Ульянов и Александр Керенский? Кто и как вложил в их головы и сердца тс мысли и устремления, которые, в конечном итоге, привели их на Олимп российской политики в ее "минуты роковые"?

Да, Симбирск был небольшим, пыльным, тихим, патриархальным. Но именно здесь, вдали от столичных страстей и суеты время текло особенно размеренно и тягуче. Вся жизнь города шла чинно, по издавна заведенному порядку: сверкали позолотой куполов многочисленные храмы, в губернской канцелярии величаво перекладывали со стола на стол важные бумаги, по улицам в повседневных хлопотах шествовали мещане, ремесленники, пугливо озирались заехавшие по делам в город крестьяне, зазывали жаждущих кабаки и иные питейные заведения, на облучках экипажей сидели извозчики... С высоты сегодняшнего дня сложно представить все грани и перипетии жизни людей в позапрошлом веке. Но в ней, как и сейчас, было все: и радость, и горе, и тяжкий труд, и разгульное веселье праздников, и минуты душевного подъема, и часы разочарований. Но, если попытаться емко охарактеризовать самое существенное в симбирском бытии того уже далекого века, то можно увидеть гнетущую непреодолимость реалий сложившейся жизни, в которую были буквально вплавлены и жесткие сословные рамки, и нищета, и жестокость, и просто несправедливость. Копейка была строго копейкой, а рубль - рублем: никаких отступлений от вековых, прочно утвердившихся нравов и традиций, никаких столичных вольностей. Каждый поступок, каждый шаг и даже каждую мысль или мечту человека определяла острая и непреодолимая социальная грань. Привилегированным же сословиям нужды и действительные страдания народа были неинтересны: известно, что при подготовке проекта крестьянской реформы большинство симбирских дворян высказались за самые плохие для бывших крепостных условия выкупа земель. Что народ, подумаешь... стерпит... Все что, пусть иногда причудливо, но с фатальной неизбежностью трансформировалось в безнадежно-обреченное терпение народа, который говаривал себе в успокоение: "Бог терпел, и нам велел...".

Народ терпел, а "над всем этим губернским людом, - писал И.А Гончаров в очерке "На родине", пустота и праздность. Искры интеллектуальной жизни нигде не горело, не было ни одного кружка, который бы интересовался каким-нибудь общественным, ученым, эстетическим вопросом".

Примерно в то же время, в конце 1861 года, симбирянин Д. Минаев написал сатирическую поэму "Губернская фотография", в которой перед читателями предстают более ста симбирских обывателей. Да, написано все в гротескной форме, но ее лаконичные строчки сквозь десятилетия же передают колорит местной жизни той эпохи, преобладающую в ней социальную дремучесть и бескрылость. У реальных прототипов ее персонажей не было и не могло быть coмнений в истинности и незыблемости существующей жизни: все как надо, все хорошо.

Но были в Симбирске и иные дома, и иные люди, которые стремились увидеть и понять, что и как можно изменить в окружающем мире, чтобы уменьшить те корежившие их души несправедливость и жестокость. Именно среди них были семьи Ульяновых и Керенских.

О семье Ульяновых написано и оказано очень много. Она на самом деле жила демократическими воззрениями и ценностями. Тема добра и зла, бесправного положения простолюдинов в этих условиях имела для ее членов особенную выпуклость и рельефность. И разве не это все стало той питательной средой, в которой по-юношески впечатлительная душа Володи Ульянова воспылала гневом г ужасам окружающей жизни? Не потому ли в ней начало разгораться желание принять участие в борьбе за новую Россию?

Скорее всего, да, ибо, напитав вою душу мыслями Чернышевского, Добролюбова, Успенского, даже, пусть поверхностно, познакомившись с "Капиталом" Маркса, уже нельзя оставаться равнодушным к униженному и бесправному положению живущих рядом людей.

А тут еще и удивительная красота и бескрайняя ширь Волги - величественного и зримого символа свободной и полной жизни. Находясь на этом удивительном волжском косогоре, созерцая с высоты птичьего полета божественно- завораживающий вид на окружающий мир, невозможно не переживать ощущение власти над пространством и временем, не задумываться о существе и смысле жизни, об особом предназначении человека. Отсюда тоже черпало силы биение бунтарских мыслей в мозгу молодого человека.

Свою роль в судьбе Владимира сыграла, конечно, и его трогательная любовь к старшему брату. Гибель Александра на эшафоте только за подготовку к покушению - это то потрясение, которое неизбежно должно было перевернуть всю душу семнадцатилетнего юноши. Ленина часто упрекают, что все его последующие действия были обусловлены местью царю, не пощадившему его брата. Было и это, но личная месть и продуманная, логически обоснованная система совершенствования российской жизни, выношенная им, - это далеко не одно и тоже.

Симбирск в памятном 1887 году возвел вокруг Ульяновых стену отчуждения и презрения. Очень многие считали своим долгом отвернуться от "проклятого" семейства. Но не так это событие переживалось в семье Керенских. К сожалению, мы не располагаем достаточными документальными свидетельствами на этот счет, но судя по известным поступкам директора классической гимназии Ф.М. Керенского, с большой долей вероятности можно предположить, что вокруг Ульяновых было тогда много споров и рассуждений и там. Должны были столкнуться несколько логик: первая - официальная, которая заставляла однозначно осудить поступок Александра Ульянова. Вторая логика брала свое начало в либеральных, а отчасти и народнических настроениях, которые в те годы доминировали в сознании подавляющего большинства представителей русской интеллигенции, а к ним Ф.М. Керенский был как раз не равнодушен. Умом и сердцем он понимал необходимость изменения внутренней жизни России, перестройки ее по европейским образцам. Именно поэтому, несмотря на имевшиеся настроения исключить Владимира из гимназии как брата государственного преступника, он разрешил ему окончить гимназию и получить аттестат зрелости. Мало того, он подписал характеристику, которая позволила Ульянову поступить в Казанский университет. Все это говорит об очень многом: пойти против доминировавшего общественного мнения находившемуся на государственной службе человеку было далеко не просто, но он этот поступок совершил. Это и было отражением той атмосферы, в которой воспитывался Саша Керенский в Симбирске, а потом в Ташкенте, куда в 1889 году переехала его семья. Эти впитанные в семье настроения проявились впоследствии в его участии в студенческих сходках, в создании комитета помощи жертвам Кровавого воскресенья, в событиях Февральской революции, в принадлежности к трудовикам и социалистам-революционерам. В ту пору, в 1917-м, А.Ф. Керенский воспринимался не иначе, как народный герой, выкованный дореволюционной борьбой, застенками и нагайками павшего режима. И он на самом деле горел страстью переустроить Россию на демократический лад. Но слишком глубоким оказался кризис, в который попала страна, чересчур глухой, недальновидной и алчной проявила себя отечественная буржуазия. Процесс политической борьбы пошел дальше, и его крутая волна вознесла на самый ее верх Владимира Ульянова.

Расклад политических сил и законы политической борьбы развели двух симбирян по разные стороны исторических баррикад. Но ныне, сквозь толщу лет, их судьбы воспринимаются во многом иначе, чем в те горячие революционные годы, и у нас появилась возможность более взвешенно и объективно дать оценку сделанного ими. И это сегодня происходит. Убежден, что чаши весов истории успокоятся, и мы лучше и объективнее начнем понимать и мотивы, и устремления, и способы, с помощью которых наши земляки стремились привести Россию к лучшей жизни.

Два юриста, два революционера, два руководителя правительства России, а у истоков их жизней - Симбирск, где были заложены корни их характеров и мировоззрений. Город-оплот провинциальной России, помнить, знать и понимать который полезно и нужно как с точки зрения истории, так и с позиций современной жизни, которая снова беременна далеко не ординарными событиями и людьми. Ульяновск сегодня, как губка, вновь впитал в себя все противоречия и проблемы современной жизни, и, вполне вероятно, что именно здесь взрастают и набирают силу юные сердца, для которых Родина, Россия - совсем не пустой звук.