В декабре 1804 года и казанцы, и симбиряне были взбудоражены известием о том, что 5 ноября государь император подписал указ об образовании на базе Казанской гимназии нового российского университета, первого на Востоке России. По завершению текущего учебного года дирекция гимназии объявила, что 35 успевающих учеников старшего класса рекомендуются для зачисления на первый курс. Но перед этим им еще год придется доучиваться по гимназической программе и прослушать цикл лекций по подготовке к университетскому курсу.

В ту пору в старшем классе гимназии обучался сын небогатого симбирского помещика из Карсунского уезда Сергей Аксаков, получивший самую лестную характеристику для поступления от своего опекуна, преподававшего математику, выпускника Московского университета Г.И. Карташевского, у которого и снимал квартиру. Любопытно, что именно этот человек приобщил своего воспитанника к сочинениям Димитриева, Карамзина, стихам Державина. Преподаватель изящной словесности Ибрагимов сажал симбирянина как лучшего ученика на первую парту, и его сочинения зачитывались в качестве образца одноклассникам.

4 февраля 1805 года состоялась церемония открытия университета. Директор Казанской гимназии И.Ф. Яковкин был назначен инспектором иногородних студентов, проживавших в пансионе, как называлось тогда общежитие. Господин Яковкин, с согласия попечителя, принял решение в первый год не проводить выпускных экзаменов в последнем четвертом классе гимназии, а зачислить выпускников в студенты по текущим оценкам без вступительных экзаменов. Поступавшие в университет делились на три группы. Те, кто проживал в Казани, именовались своекоштными. Большинство иногородних студентов снимали квартиры. Здание гимназии было поделено на две части. В университетском крыле оборудовались аудитории, кабинеты и пансион.

Трудно даже передать тот энтузиазм, который охватил будущих студентов. "Нельзя без удовольствия вспоминать, какою любовью к просвещению, к наукам было воодушевлено старшее юношество гимназии. Готовились не только днем, но и по ночам, повторяя наизусть ответы пройденных предметов. Учителя с нами занимались не только в классах, но и в свободное время по всем праздничным дням", - писал один из очевидцев этих событий. Штудировали немецкий и латинский. Немецкие профессора Герман, Цеплин, Эрих читали лекции именно на этих языках.

Почти ежедневно после уроков старшие педагоги гимназии, ставшие одновременно и университетскими преподавателями вместе с попечителем университета проводили конференции, разрабатывали программы учебы, обсуждали хозяйственные вопросы. После завершения подготовительной работы у Г. Карташевского состоялась дружеская вечеринка. Сидели до трех часов, поднимая тосты за императора, за новых профессоров и пятерых адъюнктов, присланных в город на Волгу, за новое учебное заведение. Любители пунша и вина припоминали - такой пирушки в гимназии никогда не бывало. В декабре в Казань прибыл назначенный попечителем вуза Степан Яковлевич Румовский. После экзаменов состоялся торжественный акт, на котором зачисленных на первый курс официально поздравили.

***

В Аксаково на каникулы студент Сергей взял с собой сборник театральных пьес. Отец с матерью и сестра поздравили будущего питомца "альма матер". А состоятельная тетка Н.И. Куроедова из Чуфарово просила Сережу вновь и вновь примерить студенческий мундир, заставляла декламировать сцены из пьес и, расчувствовавшись, пожертвовала ему десять рублей, сумма немалая по  тому времени, на обзаведение учебниками. А пока Сергей увлекался ловлей бабочек. Заразил его этим занятием прибывший в Казань профессор натуральной истории господин Фукс.

Возвратившимся с вакаций гимназистам в дополнение к новым мундирам выдали шпаги. По воскресным дням они дружно дефилировали по главным улицам города. Обыватели провожали их насмешливыми репликами. "Ох, стало студено - студенты идут".

Новый учебный год принес гимназистам-студентам новые дисциплины. Философию и логику читал Лев Сергеевич Левицкий, высшую математику - Г.И. Карташевский. Француз Бюнемин преподавал правоведение. Должность ректора университета исполнял старый директор гимназии. Разделение на факультеты и специальности проведено еще не было. Зачисленные студенты добровольно записывались на университетские курсы. Как и его однокурсники, Аксаков увлекся анатомией. Ее вел адъюнкт Эвест. Пока препарировали животных - все было нормально, а как дело дошло до человеческих трупов, то будущий литератор отказался присутствовать в анатомичке. А его сокурсники были озабочены тем, чтобы найти и доставить в университет тела умерших бродяг. Полиция не препятствовала этому - дело шло о науке.

Преподаватели гуманитарных курсов поощряли увлечение студентов театром. В губернском центре гастролировала отличная труппа. Наверное, в этом увлечении был повинен и известный московский актер Плавильщиков, включенный в местную труппу. Этого актера хорошо знали в Симбирске. Кое-кто из участников представлений из ермоловской и дурасовской крепостных трупп в свое время обучался в Москве у этого известного артиста. Со временем учащиеся решили в конце 1806 года организовать постановку на дому. Затем добились, чтобы пьесы играли в одной из аудиторий. Попечитель наложил резолюцию: "Разрешаю за их отличное прилежание". Был сочинен университетский театральный устав. Больше всего ставились нравоучительные немецкие пьесы. Уже в первых спектаклях Сергей Аксаков показал себя ведущим артистом. И, с согласия самодеятельной труппы, его назначили директором актерского коллектива. Со сцены его провожали бурными овациями, а администратор профессиональной казанской труппы, просмотрев его роли, распорядился предоставлять ему на премьеры бесплатные кресла в театре. Но вскоре у него появился соперник, и самолюбивый симбирянин после ряда замечаний, касающихся его ролей и дебюта на сцене его друга Панаева, подал в отставку. С этого времени он внезапно полюбил одиночество и вскоре прочел своему другу Панаеву свое поэтическое сочинение "К соловью".

Вскоре вокруг преподавателя Ибрагимова сформировалась группа единомышленников, в состав которой входили, кроме Аксакова, Д. Перевощиков, братья Панаевы, П. Кондырев и другие. Сергея Аксакова и здесь избрали старостой. В начале 1806 года на втором году обучения в университете появился литературный журнал "Аркадские пастушки". А затем некоторые студенты, решили попробовать свои силы в самодеятельном журнале.

В те годы в Поволжье выписывали и московский альманах "Аглая", а позже и "Вестник Европы". Современники вспоминали: "Родилась охота  к чтению, а чтение напоследок и к собственным упражнениям. Явился незабвенный Карамзин и множество людей захотело заниматься литературой. Молодые люди отважились уже выпускать в журнал свои произведения. Публика их принимает с удовольствием". Сохранилось несколько страниц "Журнала наших занятий", своеобразной хроники этого литературного общества, написанных рукой С. Аксакова. "Мы собирались каждую неделю по субботам и читали свои сочинения и переводы в стихах или прозе. Всякий имел право делать замечания, и статьи нередко тут же исправлялись. Принятые сочинения или переводы вписывались в заведенную для этого книгу". Эпиграфом для сборника первых поэтических и прозаических опытов были взяты слова: "Многие пишут для славы - мы пишем для удовольствия". Характерно, что почти все принадлежали к карамзинскому направлению, а симбирянин открыто провозгласил себя сторонником адмирала Шишкова, всячески порицавшего карамзинский сентиментализм, романтизм и западные влияния на нашу отечественную словесность. В сборник помещались произведения и исторического плана - о Дмитрии Донском, о воинской славе России и полководцах. Россия уже участвовала в антифранцузской коалиции против Наполеона. На многих студентов произвел впечатление реферат "О распространении и пользе русской литературы". Разумеется, печатали и лирические стихи, посвященные дамам сердца, подписываемые именами античных героев. После появления "Оды Александру I по случаю известия об основании университета в Казани" многие декламировали и по случаю и без повода слова приветствия императору: "Ты снял невежества оковы. Ты храмы музам строишь новы и покровительствуешь им". Один из участников литературной группы описал окрестности Казани, по его мнению, напоминающие некоторые места Швейцарии. Немалую научную ценность для исследователей представлял очерк Александра Панаева "Путешествие в Болгары". Впервые автором были описаны древние развалины этой мусульманской святыни, минареты, мечети и остатки древнего городища. Кроме наук, театра, студенческого журнала, гимназистам-студентам старшей группы были не чужды и романтические порывы.

***

Пришла пора любви и к будущему сочинителю Аксакову. Виноват в этом, как ни странно, невольно оказался его воспитатель. Однажды он привел своего подопечного в пансион госпожи Вильфинг, в семье которой воспитывалась сирота Мария Кермик. Эта встреча тогда не оставила никакого впечатления, но через полгода во время прогулки студент Аксаков вдруг понял, что не может жить без нее. В том, что он неравнодушен к одинокой девушке, Сергей признался своему сокурснику Панаеву. Мария и не подозревала о возникшей симпатии. Молодой Аксаков стал бывать регулярно в доме Вильфингов. И вдруг все переменилось. Неожиданно в городе появилась необычная для Казани того времени персона. Шведский граф, следующий по служебным делам на восток в сопровождении переводчика, был введен в дом Вильфингов. Он изъяснялся на всех европейских языках, прекрасно знал музыку и сочинял презабавные стишки. Через неделю он сумел очаровать бывшую до этого равнодушной к местным вздыхателям госпожу Кермик. Через две недели они пошли под венец. Молодые отправились в Иркутск, куда графа якобы командировали для научных исследований. Все казанское общество радовалось за сироту, дочь булочника, составившую такую блестящую партию. И вдруг казанцы неожиданно узнали, что под именем графа у них жил известный европейский авантюрист Ашенбреннер, который бежал из Европы в Россию. За всяческие финансовые аферы в западных районах империи, афериста отправили в ссылку в Иркутск за его счет. Впрочем, мнимый граф нашел мужество покаяться перед казанцами и прислал с дороги письмо, в котором просил прощения за обман и говорил о том, что он потерял разум от любви. Оказывается, он  прекрасно знал по-русски. Услужливые недоброжелатели потом переслали в губернский центр его книгу в двух томах на немецком языке, в которой он описывал свои похождения. Ашенбреннер в письме к госпоже Вильфинг обещал исправиться и ссылался при этом на то, что его чернили недоброжелатели. Самое интересное, что Мария Кермик тоже прислала письмо владелице пансиона, в котором писала, что она нисколько не раскаивается в том, что вышла замуж за столь образованного человека и счастлива с ним. Жертва несчастной любви Сергей Аксаков недолго изливал свои скорбные чувства в стихах о Марии. В новом семестре в университете появились новые предметы - философия, естественно-политическое и народное право, политэкономия, статистика. Прибыло несколько новых профессоров. Но по-прежнему разделения на факультеты не было. Окончившим старший класс выдали аттестаты и теперь они уже считались студентами.

В это время изменилось имущественное положение семейства Аксаковых. Они переехали в Казань, получив наследство скончавшейся тетки Куроедовой. В январе 1807 года на семейном совете решено было, что Сергею пора поступать на службу. И хотя он проучился чуть более года, он навсегда оставил в своей памяти учебу в Казани. "Стены гимназии и университета - вот что составляло мир для меня. Там царствовало полное презрение ко всему низкому, подлому, ко всем своекорыстным расчетам и выгодам, ко всей житейской мудрости и глубокое уважение ко всему честному и высокому. Память таких годов неразлучно живет с человеком и куда бы его не занесли обстоятельства, как бы ни втоптали в грязь или в тину, она выведет его на честную прямую дорогу. За все, что сохранилось во мне доброго, считаю себя обязанным гимназии и университету".

***

Через два года при новом симбирском губернаторе А. Долгорукове в Симбирске открылась своя гимназия, многие выпускники которой потом стали студентами Казани.

Далеко не все из сокурсников нашего Аксакова окончили полный курс, не все получили степень бакалавра или кандидата, но характерно, что многие из первых казанских студентов со временем стали известны всей России. Д. Перевощиков, член аксаковской литературной группы, стал знаменитым преподавателем математики и астрономии. В 1809 году его пригласили в наш город в только что  созданную гимназию. Он первым из преподавателей Симбирска получил звание кандидата наук. Александр Княжевич дослужился до министра финансов. Братья Панаевы продолжили заниматься литературной работой, а сын Ивана Панаева стал известнейшим писателем. Воспитатель же С.С. Аксакова, преподаватель Карташевский, в конце своей карьеры занял пост директора Департамента духовных дел Империи и его ввели в правительственный Сенат. В грозный для России 1812 год Петр Балясников, отличный математик, полковник, командир батареи, отличится в битве при Березине, но вот парадокс истории - избежав французских пуль, умер от горячки, простудившись при переправе через реку. В список отличившихся в войне с французами попадут студенты Петр Зыков и Михаил Фомин. Выйдя из университета, Аксаков не без помощи своего бывшего опекуна поступил переводчиком в столицу в Комиссию по составлению новых законов. Там вскоре и началась его профессиональная литературная деятельность. Он получил благословение, как юный А.С. Пушкин когда-то от старика Державина, прочтя ему одно из своих первых стихотворений. И хотя у казанских студентов не было, как у лицеистов, своего неофициального братства, и они не собирались регулярно, память об университете служила им путеводной звездой. Из мемуаров бывшего студента Аксакова, ставшего знаменитым писателем, мы узнаем и о его родном старом Симбирске, с его великолепным видом, со своими церквями, Домом губернатора и сплошными садами по склону, его быстротекущей двухверстной Волге. Два губернских города, Симбирск и Казань, оказались связанными во многом и благодаря Казанскому университету, который окончили в свое время сотни симбирян. И Сергей Аксаков навек сохранил память и запечатлел в воспоминаниях его огромное белое здание на возвышенном месте с колоннами, зеленой крышей, обширным куполом и массивной дверью, ведущей в храм науки. "Я убежден, что кто не воспитывался в публичном заведении, у того остается пробел в жизни, что ему недостает некоторых не испытанных в юности ощущений, что жизнь его неполна".

Владимир Радаев