О том, как произошла встреча в Прислонихе с Аркадием Пластовым, Благов, как всегда, сочно, колоритно рассказал в очерке «Солнце художни­ка», появившемся 1 мая 1963 года в «Ульяновской правде».

«Семидесятилетний художник вы­глядел крепко и постависто. Говор - чисто крестьянский, необычно сгу­щенной образности. Чувствовалось, что художник находится в том высшем состоянии духа, когда уже ничто не способно отвлечь от работы. Руки его, крестьянина, жесткие и налитые, нетерпеливы. Он томится - оттого ли, что нет солнца, оттого ли, что нагряну­ли гости. Он и в серые дни постоянно за работой. На полках мастерской расселись бесчисленные сказочные фигурки различных леших, русалок, фей, вырезанные из корней деревьев в такие серые дни. Вернее, эти фигурки созданы самим лесом. Художник толь­ко подглядел и «дорисовал» их.

- Будь я абстракционистом, - смеется Аркадий Александрович, - так сделал бы выставку этих корней. Глядишь, на весь мир прославился бы. Как нынче-то бывает?..

Деревянный скоморох на полке по­катывается со смеху. А художник по­казывает нам свои слепящие солнцем эскизы, где любой капельный цветок дышит и радуется. Лицо деревенской девочки (художник называет имя ее и фамилию), лица прислонихинских колхозников (и художник рассказывает о их жизни, характерах - это друзья детства). Во всем - своеобразное тол­кование красоты трудового человека.

- А этого старика уже нет в живых, - печально вздыхает художник.

Среди многих эскизов чистой жиз­нерадостности «Смерть дерева» веет толстовским раздумьем. Листва пада­ющей, спиленной березы кипит и све­тится, хотя из коры по резу капельками крови сочится и густеет сок. Невольно начинаешь думать о назначении искус­ства, о его истоках...

И радостно было лишний раз созна­вать, что реалистическое искусство не умерло на передвижниках. И картины Пластова в высшей степени правди­вые, спокойные, без всякой суеты, были протестом всему надуманному, формалистическому, суетливому. И в бревенчатой мастерской, постав­ленной руками художника, незримо присутствовали и Павел Корин, и Сергей Коненков, и Михаил Шолохов, и Александр Твардовский.

Было понятно, что формализм рож­дается на том пустыре, где нет ясного понимания народной жизни и постоян­ного участия в ней. Пластов наперечет знает всех своих сельчан. И опытен в любом крестьянском деле. Картины его - одна из самых красочных сторон ху­дожественной автобиографии века...»

Околдованные талантом самобыт­ного художника, красотой и естест­венностью его искусства, Благов и его спутники на пути к Ульяновску сделали остановку и попытались в похожем на пластовские пейзажи лесу найти хотя бы один корень, подобный заселившим полки его мастерской фи­гуркам. Увы, безуспешно, и поэт сам объяснил почему: сказочные клады даются только в руки мастера.

Несомненно, Николай Николаевич, находясь под сильным впечатлением от пребывания в Прислонихе, продол­жил бы постижение чудесного искус­ства Пластова, но неотложные дела потребовали отдачи всего себя...

В марте 1965 года Николай Никола­евич был вынужден ненадолго отор­ваться от семейных дел и поехать в Москву: ему выпала честь участвовать во Втором Съезде писателей РСФСР, на который собрались все выдающи­еся литераторы многонационального Советского Союза. Естественно, что впечатления от этого форума и мно­гочисленных встреч с коллегами дали поэту свежую пищу для раздумий и творческих планов.

В начале лета 1965 года Николай Благов вплотную принялся за работу над сценарием документального филь­ма, который они с Анатолием Ивлие­вым назвали «Земля Пластова».

Памятуя, что Аркадий Алексан­дрович поначалу вообще не давал согласия на этот фильм, ибо знал, что черно-белая пленка не позволяет пе­редать лиричность и выразительную силу красок, присущую живописным полотнам, Благов и Ивлиев решили сосредоточить основное внимание на показе художника в жизни, в быту, за работой. Перед зрителями проходят кадры глубинного приволжского села Прислониха, его живописные окрест­ности, усадьба Пластовых, мастерская в доме академика, он сам за работой или в кругу своих родных.

Картина «Сенокос» возникает на короткое время, а затем зритель видит реально работающих косарей. Или после показа пластовского полотна «Купание коней» на экране появля­ется живое озеро с лошадьми - так, будто это осталось после умчавшихся всадников. Лесная поляна, на которой пасутся коровы, овцы, ходит мальчик-пастушок - как в картине «Витя-подпа­сок». Что-то предшествующее картине «Фашист пролетел». Но вот навалива­ется гул немецкого самолета, раздается пулеметный треск... Снова картина «Фашист пролетел», где запечатлено: воющая в черное небо собака, стадо без пастушка, кровь на траве...