В ряду людей, достойных глубокой благодарности и уважения земляков, особое место принадлежит Александру Владимировичу Жиркевичу, чья судьба освещена деятельным милосердием, направленным на помощь «слабым и обездоленным», на борьбу с бюрократией, карьеризмом чиновников. А.В. Жиркевич родился в Витебской губернии в семье потомственных военных. После окончания Петербургской военно-юридической академии служил в военно-судебном ведомстве в Вильно. В Симбирск перебрался в связи с наступлением германских войск в 1915 году. Несмотря на то, что Александр Владимирович всей душой был предан своей профессии, в историю он вошел как литератор, искусствовед, коллекционер. Его перу принадлежат два поэтических сборника, книга рассказов, множество очерков. Огромную ценность для историков представляют записки Жиркевича, где запечатлены встречи со Львом Толстым. Александр Владимирович трижды посещал Ясную Поляну, переписывался с великим писателем. Вел он переписку и с философом В.С. Соловьевым, и с юристом А.Ф. Кони.

Письма М.В. Нестерова к А.В. Жиркевичу

1 февраля 1916 года, Москва

Глубокоуважаемый Александр Владимирович!

Ваше письмо из Симбирска дошло до меня. Дошли до меня вести о Ва­шей скорбной, полной лишений и ски­таний жизни. Грустно слышать, что в то время, когда Вы, казалось, должны были бы отдыхать от пережитого раньше, спокойно работать над тем, что любите, что считаете в данный период Вашей жизни своей задачей, - именно тогда-то и приходится вести ту трудную, утомительную кочевую жизнь... Да поможет Вам Бог бодро перенести все лишения, и когда наста­нет время - мир - отдохнуть и телом, и духом. Москва и мы, в ней живущие, испытываем все печали и «радости» войны очень остро, реагируем на все, конечно, «по-разному». В зависимос­ти от личных свойств, а также от об­щественных и политических течений. А «течения» эти так многообразны, так неожиданны и превратны... Лично я много работаю и в работе нахожу некоторое забвение, отвлечение от событий, в которых не могу принять участия активного. Работаю большую картину на евангельскую тему, а в промежутках пишу несколько вещей малых, и когда «придет час» (конечно, после войны), предполагаю сделать выставку в Петрограде и, может быть, в Лондоне...

Но это все лишь представляется в таком далеком будущем, что и мечтать еще об этом не хочется...

Дал бы Бог нам победу и одоление на враги. В заключение еще раз прошу Вас принять мое искреннее пожелание лучших дней, спокойствия и отдохно­вения от всех личных, общественных и народных бед.

С совершенным уважением и преданностью остаюсь уважающий Вас Мих. Нестеров.

24 декабря 1916 года, Москва

Глубокоуважаемый Александр Владимирович!

Дай Бог, чтобы события настоящие и грядущие не обессилели Нашей Родины. Она восстала бы величавой и оздоровленной.

Я сердечно Вас благодарю за доброе письмо Ваше, оно продиктовано Ва­шим чувством, Вашей незаслуженной мной снисходительностью к моим художественным работам, которые,

быть может, в своем задании, в настро­ении, вложенном в них, совпадают с особенностями Вашего душевного мира, душевных влечений. И не мне, автору, судить, конечно, о том, что следует отнести к оценке их и их худо­жественной сущности, и что к Вашей личной творческой работе, Вашему художественному восприятию. Так или иначе, но я глубоко признателен за сказанное. Слово ласки всегда бодрит, а в моем возрасте, быть может, добрый отзыв иногда и необходим.

Большую свою картину я вчерне закончил - назову ее, вероятно, «Душа Народа». В ней я пытался изобразить движение народной души в разные моменты нашей истории по настоя­щие дни...

Прошу принять уверение в моем уважении и преданности. Михаил Нестеров.

2 апреля 1917 года, Москва

Глубокоуважаемый Александр Владимирович!

Прошу вас принять мое поздрав­ление с Светлым Праздником Пасхи Христовой.

...Мы здесь переживаем события ме­нее бурно, чем в Петрограде. Внешний порядок сравнительно мало нарушен. Но живем под угрозой многовластия и из сего возможных произойти ос­ложнений.

Я лично пережил события весьма сложно и трудно. Месяц, как при обороне Севастополя, шел у меня за год, а то и больше. Я был бы счастлив, если бы верил (...) в благо переворота. Увы! Этой веры во мне нет, нет ее, а не веря остается лишь «делать вид», что с моей прямолинейностью совершенно немыслимо.

Итак, долг и разум говорят одно, а совесть и сердце влекут властно к тому хорошему, былому. А хорошее, конечно, было, иначе Россия не была бы тем великим государством, каким Она все же до сих пор признается...

Вы пишете, что мои картины по своим темам и моему к ним отноше­нию стоят как бы вне возможности к ним иного отношения как только их «художественной ценности». Мне, к моему сожалению, не кажется так, и я ожидаю от новых вершителей судеб нашего искусства немало для себя огорчений. Возможно и то, что все эти «Св. Руси», «Постриги», «Св. Сергий» в одно прекрасное время будут сосла­ны в народные дома Самары, Вологды, Вятки и проч.

Про содержание моей новой кар­тины я Вам писал в одном из своих писем... Тема - «Душа Народа», ее перипетии со времен стародавних до наших дней. Тут и юродивый, и раскол, и патриарх с Царем - Народ и наша интеллигенция с Хомяковым, Вл. Соловьевым, Достоевским и Л. Толстым, и слепой воин с сестрой милосердия. Все это на фоне русского, волжского пейзажа - движется как бы крестным ходом - туда, к высокому Идеалу, к Богу.

Еще раз прошу принять мои лучшие пожелания. Искренне Вас уважающий Михаил Нестеров.

23 ноября 1917 года, Москва

Глубокоуважаемый Александр Владимирович!

Письмо Ваше от 11 ноября получил только что. Благодарю за все доброе в нем высказанное.

Пережитое за время войны, ре­волюция и последние недели так сложно, громадно болезненно, что ни словом, ни пером я не в силах всего передать.

Вся жизнь, думы, чувства, надежды, мечты как бы зачеркнуты, попраны, осквернены. Не стало великой, доро­гой нам и понятной России... От ее умного, даровитого, гордого народа - осталось что-то фантастически не­лепое, варварское, грязное и низкое... То ли это «дьявольское волшебство», или мы были слепы, смотрели на все окружающее нас не прорезывшимися глазами, и как слепые судили о народе нашем, его разуме, сердце. Как будто нас заворожил некто. И очи отверз­лись, и перед нами встала действи­тельность - торжествующий народ с его властителями «нахамкосами», их идеалами и достижениями...

Желаю Вам, глубокоуважаемый Александр Владимирович, пережить нашу разруху бодро и в добром здравии и примите уверения в моем уважении.

М. Нестеров.

27 декабря 1917 года, Москва

Глубокоуважаемый Александр Владимирович!

Примите мое поздравление с праз­дником и наступающим Новым го­дом!

Дай Бог, чтобы предстоящий год принес России и всем нам, в ней жи­вущим, просветление разума, сердца, умиротворения, и хотя бы некоторого забвения содеянного.

Пока мои впечатления не дают боль­шой надежды, чтобы все сказанное осуществилось скоро, и тем более внезапно, каким-то чудом, волшебс­твом... Приходится быть готовым к худшему. Дьявол свою победу, хотя бы и временную, использует полно, извлечет из нее все возможное... Нет предела его изобретательности.

Если я и вижу некоторую надежду на лучшее будущее, то это пока лишь в области жизни религиозной, церковной, в установлении Патриар­шества. В удачном выборе Патриарха - Тихона... Быть может, благодаря Его мудрости суждено России увидеть лучшие дни. Дай-то Бог!

Сейчас у меня три портрета: Л.Н. Толстого, м. Антония и профессоров - лучших и даровитейших философов - богословов наших - отца Павла Флоренского и С.Н. Булгакова. Все три портрета как бы восполняют один другого в области религиозных иска­ний, мысли и подвига...

Живу один, работаю довольно мно­го и нахожу в деле некоторое забвение окружающего безумия.

Искренне уважающий Вас и готовый к услугам Мих. Нестеров

12 мая 1918 года, Москва

Глубокоуважаемый Александр Владимирович!

Благодарю Вас за память, за праз­дничные поздравления. В свою оче­редь, хотя и с опозданием, говорю Вам «Воистину Воскрес!»...

Москва и мы в ней живем жизнью совершенно исключительной. Слухи одни сменяются другими, и вера в них, если не пропала, то сильно упала. Что несомненно, то это то, что в народном, в массовом сознании произошел под различными условиями и, главным об­разом, голодом - крутой надлом. Веры в могущество обещаний и посул - нет больше. Народ начинает приходить в сознание, действительность ведет его путями верными их старой веры в могущество Божие, в Его великие принципы и Заветы...

Личность Святейш. Патриарха Тихона все более и более становится ценной, отвечающей самой идее Пат­риаршества. Ничего суетного, нашего мирского, Все значительно, просто - величаво. Все - без фраз, - все дело и дело достойное, значительное, ра­зумное, все веско и истинно.

Личная моя жизнь проходит, как и раньше, в работе. Работа, одна работа имеет еще силу отвлекать меня от совершившегося исторического пре­ступления! От гибели России... Работа дает веру, что через Крестный путь и свою Голгофу - Родина наша должна придти к великому воскресению. Когда оно совершится! - Кто знает, - но знамение есть. Может быть, мы будем свидетельствовать великому,
радостному событию, но ведь мы и не заслужили его - мы свидетели гибели, и вольные и невольные пособники этой гибели великой Родины...

Примите, Александр Владимирович, мои уверения в истинном к Вам уважении. Михаил Нестеров