Размышляя над бесплодными попытками человека с незапамятных времен победить или хотя бы остановить время, обнаруживаешь, что только художникам всех жанров и видов искусства удалось запечатлеть этот сгусток энергии - прошлое - в камнях, холстах, в слове, в затейливых рисунках танца и музыки, в воспоминаниях о театральных представлениях. Сгусток этой энергии - назовем его «духовной сокровищницей» - хранится в музеях.

Чем же для нас, представителей XXI века, избалованных техноло­гическими чудесами, искушенных безграничными возможностями современных СМИ, интерактив­ными и виртуальными играми, яв­ляется музей? Действительно ли это хранилище бесценных духов­ных богатств? Быть может, музей - своего рода бегство от безумных будней действительности или, напротив, возвращение к нетлен­ному и вечному? Окончательного ответа на поставленные вопросы нет, но только в стремлении от­ветить на них мы продвинемся к истине.

Музей - это место, в котором чудесным образом соединились вестники давно минувших вре­мен. Каждый экспонат музея - особая реальность, в которой конкретное время и конкретное пространство творческим «дейс­твом» конкретного художника соединились и застыли в экстазе, как двое влюбленных. Появилась микровечность, увы, хрупкая, но вполне обозримая и потенциально доступная для каждого из потом­ ков последующих поколений, а именно для тех, кто способен к восприятию искусства и готов припасть к этому животворящему источнику духа.

Сегодня много говорят о ду­ховности, иногда не понимая в полную меру значения этого слова и того, что один из мощнейших ее родников - музей - находится где-то рядом. Входя в «прохладные храмы искусства», с неизбежнос­тью отвлекаешься не только от вереницы нескончаемых дел, но и от бремени страстей человеческих и, пусть ненадолго, от произвола непреодолимых проблем.

Не случайно мудрецы всех времен и народов считали, что аромат старины, укоренение доб­рых традиций - гарант крепких устоев семьи и отчизны. Лао-дзы и Конфуций, заложившие основы культуры Китая, Японии да и всего юго-восточного реги­она, способствовали тому, что страны, впитавшие в себя дух их учения, практически оказа­лись неуязвимыми для Хроноса, бога всепожирающего времени, и даже из гибельных ситуаций возрождались к новой жизни, как птица Феникс. Не удивительно, что в современном Китае бережно охраняется могила основателя даосизма Лао-дзы, а многочис­ленные потомки Конфуция в день рождения знаменитого пращура с чувством гордости показывают некоторые (бог весть как сохра­нившиеся) предметы обихода и вещи мудреца.

Каждый экспонат музеев наше­го города будь то скромная ваза или скульптура малой формы из античного Причерноморья обласканы глазами зрителей не только времен чарующего «де­тства человечества», но и наших современников. На этих арте­фактах запечатлены и любовь их творцов, и восхищение потомков, и это восхищение передается да­лее - по волне времени навстречу грядущему поколению. А какой восторг вызывает тщательное прочтение предстоятелями икон русского Средневековья псковско­го и новгородского письма! Своей распахнутостью к человеку, про­стотой и неторопливым рассказом о Евангелических событиях, о Спасителе, Божией Матери и святых, тщательно подобранными красками и ритмикой сюжетов анонимные авторы этих творений позволяют нам услышать торжес­твенную музыку небесных сфер, рассказ о нетленном и вечном.

Картины же мастеров голланд­ского Возрождения обладают особой силой, они позволяют людям, живущим в XXI веке, заглянуть в изображенную тавер­ну четырехсотлетней давности, затеряться в толпе гуляк, шумно предающихся бьющей через край радости сельского праздника, или вместе с современниками Хальса и Рембрандта прокатиться на катке, будоража глубинную память в надежде угадать старые места и знакомые лица...

Картины великих мастеров во­обще способны вызывать у зрите­ля ощущение причастности к тому далекому миру, свидетельствовать о котором могут только Солнце и звезды. Их сюжеты заставляют сжаться сердце от сопереживания событию, которое так или иначе говорит о трагедии человека в нашем негармоничном мире. Но соприкосновение с людским горем, переживанием, всплеском души, проникновенно переданны­ми мастерами в их творениях, как это ни удивительно, не усложняет жизнь зрителя, а, напротив, очи­щает сердце, заставляя забиться его легко и свободно, в надежде на торжество справедливости.

Аналитический подход к изу­чению шедевров приносит бо­гатые плоды. Он предполагает систематическое и обстоятельное изучение артефактов. Однако чаще всего - это попытка измерить гармонию с помощью линейки и циркуля.

Мои досужие рассуждения вовсе не исключают один из фундаментальнейших методов познания. Просто мы забываем подчас, что только чуткая душа влюблённого в искусство зрителя может постичь на уровне инту­иции запечатленное в мраморе, на куске холста или в гравюре конкретное время с его героями, драмами, страстями, будоража­щими идеями и идеалами, чтобы предаться радости общения с Вечностью.

Так поспешим же под своды «прохладных храмов» сокровищ­ниц великолепных многоцветий давно минувшего времени в виде картин, скульптур, декоративно-прикладного искусства! Нелишне заметить, что служат там истин­ные жрицы муз, как и подобает в Храме, которые знают и любят свое дело.

Каждому здесь представлен шанс окунуться в мир красоты, чтобы (да простят меня за высо­кий стиль!) воспрянуть над миром суеты, юдоли и печали. Воспря­нуть, чтобы вновь увидеть Небо и вспомнить о Вечном!

Раиса Дроздовская