Может, правда, а, может, и враки,
Был овраг у обрыва с калиною,
Тек ручей в том глубоком овраге,
И дружили Сергей с Катериною.
...Да изба у неё была бедной,
У него же – хоромы богатые.
Вместо радости, вместо награды
Все надежды последние сгинули.
Обженили его на богатой, –
Будто сердце навеки вынули.
С той поры столько лет пролетело,
Заросло лебедою и ряскою.
То преданье казалось мне сказкою,
Только вот ведь какое дело:
Если речкой идти, то за садом,
Где живут соловьи да малиновки,
Есть деревня Екатериновка.
И Сергеевка тоже здесь рядом.
Рассказала мне быль ту печальную
Бабка древняя вечером длинным.
А сегодня я вспомнил нечаянно,
Что ту бабку зовут – Катериной.
Это стихотворение, написанное мной давно для самой первой моей книжки, как бы объясняло, откуда берет начало моя деревня. Но сейчас, спустя многие годы, должен чистосердечно признаться, что эту историю придумал я сам от начала и до конца, что все это – лишь мои художественно-поэтические фантазии.
И все же истоки, от которых я поплыл по волнам своего воображения, имелись. Дело в том, что наша деревня (не знаю больше такого примера в области) разделена на две части административной границей. Одна часть (улица Сергеевка) относится к Ульяновскому району, а другая – к Сенгилеевскому. И на самом деле между ними пролегает овраг, с перекинутым через него деревянным мостом. В половодье под ним с ревом, не смолкающим ни днем, ни ночью, несется весенняя вода, пугая только что возвратившихся с юга грачей. Вероятно, от испуга они и кричат так оглашенно громко, что у сельчан уши закладывает. В общем, толчок для работы был. А остальное – дело техники...
Но если говорить по существу, – то история моего села на самом деле такова. Помещица с именем Екатерина (Екатерина Петровна Кондрашина) никак не могла ужиться с криушанами – жителями соседнего села Криуши. Они ни в какую не хотели смириться с тем, что на их исконных землях разместились владенья приезжей помещицы. И потому всячески досаждали незваной гостье. В конце концов помещице пришлось обменять землю. К счастью, ей повезло: место выделили живописное, у слияния двух родниковых речек, Тушонки и Атцы, – которые заросли до непроходимости ивняком, ольхой да лохом. Случилось это в 1841 году. Такой же возраст и у бывшей деревни Сергеевки (уже давно она слилась с Екатериновкой в одно целое). Основана она была симбирским почтмейстером Сергеевым. Вот такая прозаическая история.
В то время активно развивалось ткацкое производство. И в Екатериновке появилась суконная фабрика. В начале века Екатериновская фабрика была самой мощной в Симбирском уезде. Менялись ее владельцы, но это не мешало ей развиваться. С фабрикой рос и хорошел поселок. Одним из фабрикантов на высоком склоне, круто сбегающем в пойму реки, был построен двухэтажный особняк. Легкое, какое-то воздушное, словно летящее над живописным простором, здание. Я низко кланяюсь тому фабриканту за это строение. Потому что впоследствии в этом доме долгие годы размещалась наша сельская школа. И с ней связаны у нас, сельских ребятишек, самые светлые, чистые и веселые дни.
До последнего времени школа, как и башня, служила символом, эмблемой Екатериновки. Но несколько лет назад приказали сломать школу. Сухие, звонкие бревна понадобились для другого, – индивидуального строительства. И ее раскатали по бревнышку, похоронив под завалами наши первые мечты и первую любовь, наши детство и юность. Когда я узнал об этом, – сами собой навернулись слезы.
...В старину, по рассказам очевидцев, дом окружал громадный сад-парк. Внизу, почти у самой речки Атцы, светились зеркалами большие чистые пруды. В них величаво плавали белые и черные лебеди. С весны и до поздней осени работала лодочная станция. Ничего этого давно уже нет и в помине. Речная пойма распахана под огороды, над которыми вместо лебедей летают лишь колорадские жуки. И все же от того природного великолепия кое-что осталось. К примеру, склоны, сбегающие к речке, заросли сиренью, а в дальнейшем – за башней – желтой акацией. Я поначалу думал, что все это выросло само собой. Но, оказывается, это остатки былой роскоши фабричного парка. Старики рассказывали, что рядом с другой речкой – Тушонкой, находился рабочий клуб, где в субботу и воскресенье проходили танцы под духовой оркестр.
С 1905 года начались смуты. И пошло-поехало. После революции фабрика постоянно испытывала экономические трудности. Бывали моменты, когда происходила задержка заработной платы. Порой вместо денег выдавали сукно. А в 1929 году фабрика по неизвестным причинам сгорела. Приехавшая из областного центра комиссия заключила, что в данное время восстановить предприятие нет возможности. И на месте лучшей фабрики области организовали свиносовхоз имени красного командира Гая, занесенного в наши волжские края шальным ветром революции.
Мы, екатериновские мальчишки, учившиеся в начальных классах и впервые побывавшие в городе, часто завидовали городским подросткам, их городской цивилизации. И потому мечтали, строили фантазии, каким было бы сейчас наше село, если б была жива фабрика.
...Возвращался с речки домой. Жара. Ни ветерочка. Босые ноги обжигает раскаленная земля. Вот тут и разыгрывалось воображение: если бы фабрика не сгорела, то было бы у нас все по-другому. Повсюду были бы проложены трамвайные пути. И по ним бы разноцветные трамваи бегали. Искупался в речке, вскочил на подножку и до дома доехал бы. И еще. На каждом углу продавали бы мороженое и шипучую газированную воду разливали бы по стаканам. Захотел пить, достал из кармана три копейки, и тебе набузынят сладкой, холодной, с газовыми пузырьками воды. Но того, что прошло, – не вернешь, что случилось, – не исправишь.
Да к тому же, верно говорится: что ни делается, – все к лучшему. И я искренне благодарен судьбе, что родился в живописной, глубинной деревеньке, а не в фабричном, промышленном городке с атрибутами цивилизации. Деревня с ее окрестностями, где звенят родниковые речки, цветут яблони и вишни, поют соловьи, обогатила мою душу такими яркими природными впечатлениями, что их хватит на всю жизнь, до последнего дня. И не уверен, стал бы я писать, если бы не деревня Екатериновка.
Поклон тебе за все, моя деревня, расположившаяся меж высоких холмов в пойме студеных родников и речек. Правда, некоторые утверждают, что нет в ней ничего особенного, деревня как деревня, как тысячи других. А мне она кажется красивей всех. Наверное, потому, что – родная...
Владимир Дворянсков