Однажды мне позвонили из редакции и попросили написать рецензию на новую книгу Николая Рябинина. Сборник стихов только что вышел, вчера-позавчера появился в магазинах. Но я уже успел с ним познакомиться, прочитал залпом, за один присест. Да иначе и не мог. Книга получилась по-настоящему интересной, значительной. Стихи неотрывно вели за собой, заставляя искренне и светло радоваться и золотым россыпям поэтических находок, и выверенному слову, а главное – высоконравственному, чистому свету, который был щедро разлит из души поэта в каждой стихотворной строке, в каждом слове.

И всё же я отказался от редакционного предложения... Какие-то неотложные, как казалось, дела заставляли куда-то идти, что-то делать, куда-то ехать. Прошло время, те суетные и пустые заботы забылись, запорошились, словно февральскими метелями. А тот отказ живёт до сих пор. Живёт душевной болью и укоризной к самому себе. Тем горше это, когда сознаёшь, что Николая Романовича больше нет. И никогда не будет. Отринуть бы тогда всю суету, махнуть рукой на разные пустопорожние дела, взять ручку да засесть за белый лист бумаги…

Нет, этого не нужно было Н.Р. Рябинину – он не отличался тщеславием. Это было нужно для людей, для читателей, чтобы присмотрелись к его творчеству и сделались – хотя бы на капельку – светлее, чище, радостней. Ведь по Достоевскому, великому провидцу, красота спасёт мир! Но в том-то и дело, что мы всегда запаздываем делать добро…

У книги ёмкое и лаконичное название – «Озимь». Кстати, ещё тогда у меня как-то сразу возникло образное прочтение этого заголовка. Совпадает ли оно с авторской трактовкой – при жизни у поэта не спросил, но уверен, что образ, заключённый в названии, настолько прозрачен и ясен, что авторский замысел и моя поэтическая догадка совпадают. Ведь озимь – это сама жизнь поэта. Засеяли поле. Проклюнулись, народились тонкие росточки. Им бы расти, крепнуть, наливаться богатырским соком. Да не дали, нагрянули студёные морозы да беспросветные метели. Сколько невзгод, какие суровые испытания пришлось вынести хлебным злакам. Но весной снова, наперекор всем трудностям, пробились из-под земли, чтоб в июльскую пору из конца в конец, во весь размах просторных равнин расплескались золотые моря.

Жизнь продолжалась, набирая силу. Почти точно так было и с автором, да и со всей страной. Жизнь для деревенского паренька, родившегося в глубинном пензенском селе, только начиналась, молодость только-только набирала цвет. И тут на всё: и на молодость, и на новый день – накатилась стальной танковой гусеницей война. И будущий поэт ушёл на фронт. Сколько жестокого и непоправимого увидели его глаза, сколько горьких дней и великих бед вобрало в себя хрупкое человеческое сердце, прежде чем солдат вернулся домой с Победой.

Но сердце не ожесточилось от боли, а наоборот, сделалось добрее и к жизни, и к людям. Только, может, стало ещё более ранимым, нетерпимым ко лжи и несправедливости, к черствости и беспринципности.

А потом поднял он сад, вырастил двух сыновей, которыми мог гордиться, написал книги, выучил, воспитал многих учеников, работая школьным учителем в селе Тетюшское.

И когда я с мимоезжей дороги вижу невдалеке это селенье, то говорю сам себе и попутчикам, что здесь жил и писал хороший русский поэт. Поистине, этим село для меня и знаменито.

К настоящим, серьёзным книгам всегда живёт невольная и постоянная тяга. Иные издания хотя и в красивых, дорогих переплётах, но годами стоят на полках невостребованные, а к другим, хорошим, нет-нет, да и потянется рука, чтоб еще раз прочитать знакомые строчки, напомнить себе то чувство, которое всколыхнули они в первом прочтении. Среди таких книг у меня и книги Николая Романовича Рябинина.

Я люблю, например, цитировать такие его строчки:

«Последний раз калитка где-то скрипнула,

Девчонка где-то «до свиданья!» крикнула.

И – тишина. Лишь слышно, как за хатой

Вздохнул, один оставшись, провожатый».

Одни поэты сильны могучим зрительным образом, поэтическим зрением, другие – поэтическим слухом. Как, на мой взгляд, – Н.Р. Рябинин. Прочтите ещё раз эти стихи, и вы почти наяву уловите все звуки, все шорохи молодой весенней ночи. И благодаря звукам, уже потом, у вас возникнет и зрительный образ, точный и волнующий.

Николай Романович порой сокрушался, что у него вроде бы напрочь отсутствует музыкальный слух. Но это не так. У него он, безусловно, имелся – безупречный, идеальный. А говорил он так потому, что был от природы в высшей степени скромным и совестливым человеком и очень строго, с завышенными требованиями относился и к своему творчеству.

Рассказывают, когда к нему в степное село привезли радостную весть, что его приняли в члены Союза писателей, он искренне не поверил: «За что? Да как это? Да не может этого быть». А потом сник, посуровел и сказал другу-поэту: «Это, наверное, шутка? Только так жестоко нельзя шутить...»

Но его тогда действительно приняли в профессиональный творческий союз. Приняли, когда ему было уже за сорок и когда он являлся уже зрелым, сформировавшимся поэтом-лириком.

В недавние времена к лирике не очень-то благоволили. Считалось, что гражданские помыслы способны выражать лишь те стихи, где чувство вытравлено подчистую и мысль настолько прямолинейна, что очень смахивает на гладко оструганный телеграфный столб. Но оказалось, что это не так. Что и лирике подвластны острые, злободневные темы.

Небольшое стихотворение «Воробей». О чём оно? Да о сути той поры, когда реальное положение дел подменялось расцвеченной показухой, когда вместо того, чтобы спуститься на землю, быть ближе к жизни, – расслабленно, упиваясь иллюзиями, – парили средь розовых облаков.

Стихи написаны не сегодня, а давно, в то самое время, а авторская позиция в них – сегодняшняя:

Репортёр говорит, говорит, говорит...

Телезритель, смотрю на него я и слушаю.

До чего ж у него жизнерадостный вид,

До чего ж он зорок на самое лучшее!

Отыскал самый лучший в районе колхоз,

Лучший в поле участок и лучшего пахаря.

В руки взял микрофон и понёс, и понёс!

Я смотрю терпеливо да слушаю, ахая.

До чего же бездумно! Тоска – боже мой!

Тускло поле вдали, небо как заморожено...

Но откуда-то – видно, из жизни самой –

По экрану вдруг чирк воробей – и всё ожило!

Сейчас всё чаще возвращаются к читателям и почти совсем незнакомые поэты. И не только те, для которых путь к людям был перекрыт шлагбаумом всевозможных запретов. Но и такие, кто у себя в областях печатались довольно широко, а вот к всесоюзному читателю пробиться не могли. И не по причине отсутствия таланта, а наоборот, из-за его полновесности и несуетности. Талантливые люди, как правило, скромные и не способны, пробиваясь к вершине, расталкивать локтями других. Неспроста же из уст известного поэта Л. Озерова вырвались предельно точные и потому ставшие крылатыми строки: талантам надо помогать, бездарности пробьются сами.

Правда, в недавние времена у бюрократов выкристаллизовалась совсем другая, по своей сути, циничная точка зрения: мол, если у человека есть литературный талант, то он обязательно пробьётся сам собой. Вроде бы, так, на первый взгляд. Да и вообще судьбы провинциальных, периферийных поэтов (не по способностям, а по месту жительства) чаще всего драматичны...

С первого взгляда, литературная судьба Н.Р. Рябинина сложилась удачно. Выпущено несколько по-настоящему добротных книг, которые по праву заслужили положительные отзывы и критиков, и читателей. И всё же, на мой взгляд, ему в этой судьбе многого недодано. Во всяком случае, его стихи поэтически чистые, звонкие, совестливые достойны того, чтобы о них знал более широкий круг читателей...

В стихотворении об августе у поэта есть такие строки:

И в окне заметит смерть меня

За столом – с ломтём янтарной дыни.

Умер он от подорванного на фронте здоровья. Как порой сейчас не хватает нам его доброты, душевного благородства, мудрости. Его нет с нами. Но написанные и выстраданные им стихи могут многому научить. Поэтому, наверное, и написалась эта запоздалая рецензия.

Владимир Дворянсков

P.S. Николай Романович Рябинин (Сидоров), род. 30.11.1918 – умер 10.10.1985

Учился в Ульяновском педагогическом институте. Участник Великой Отечественной войны. Первые стихи опубликовал в 1940 году. Автор поэтических книг «Журавли», «Полдень», «Ласточки под дождём», «Запах земли», «Голос во ржи», «Озимь». Член Союза писателей России.

Весенней ночью

Последний раз калитка где-то скрипнула,

Девчонка где-то «до свиданья!» крикнула.

И – тишина. Лишь слышно, как за хатой

Вздохнул, один оставшись, провожатый.

Вздохнул, помедлил и поплёлся прочь.

Куда? Домой. А что там делать, дома?

Пропал покой. Бессонной будет ночь.

И всё так будто ново, незнакомо.

Увидел звёзды, будто в первый раз,

Глотнул весенний воздух, как впервые.

И нет спасенья от любимых глаз,

Блестят во тьме, лукавые, живые.

В траве шуршат, шуршат его шаги,

Всё глуше, глуше – знать, роса ложится.

Рассветная прохлада, помоги,

Дай голове горячей освежиться!

Голос во ржи

Качалась рожь, шумела рожь,

Девичий голос с лёгкой дрожью

Звенел, звенел, где – не поймёшь,

Не то во ржи, не то над рожью.

И слушал путник молодой

И, дивной силой ободрённый,

Он родниковою водой

Спешил умыться, запылённый.

Он кудри расправлял свои,

В родник гляделся он погожий…

И пел тот голос о любви

Не то во ржи, не то над рожью.