Часто вспоминаю я барский сад в бабушкиной деревне. После революции он отошёл колхозу, а потом был заброшен и одичал. Мы любили детьми ходить туда за яблоками. Насыплешь в карманы соли и – в сад. Яблоки в основном кислые, а с солью яблоки – самый вкус. Были, правда, и заветные яблоки, суховато-сладкие, называли мы их «сухая сласть». Мама из таких яблок варила варенье, сок и пастилу.

Яблочное пюре размазывали на огромной доске тонким слоем и оставляли сушить. Краешки подсыхали быстрее, и мы с сестрёнкой их съедали украдкой, поэтому, когда пастила высыхала, в середине доски оставался маленький кружочек. Как это было вкусно!

Яблоки с заветной яблони надо было вовремя собрать, пока кто другой не отряс её. Мы складывали их в рюкзаки и везли их в город, и квартира наполнялась яблочным духом.

А самые мои любимые яблоки-ранетки поспевали в сентябре. Мякоть кислая, внутри ядрышки, похожие на косточки боярышника. Этими яблочками, размером с вишню, были усыпаны все ветки. Листья к тому времени опадали, и деревья стояли голые, в яблочках, которые таяли во рту.

На яблочный спас бабушка с дедушкой уезжали на праздничную литургию в село Кабаны (там была единственная на всю округу церковь с колокольней), а мы оставались с прабабкой Агриппиной, которую в деревне все звали Угрофена. Мне довелось несколько раз бывать в том храме вместе с бабушкой. Помню, все приезжие прихожане ночевали у Кати – маленькой сгорбленной старушки, в такой же маленькой избёнке вповалку на полу. Было жарко, душно, и в тёмном углу под образами всю ночь горела лампада, мягко освещая спящих.

После полудня бабушка с дедом возвращались, доставали и клали на стол завёрнутые в тряпицу анисовые яблоки. То были освящённые яблоки нового урожая, и мы все вместе благоговейно разговлялись. Казалось, что вкуснее этих яблок не было вовсе, хотя взяты они были с яблонь, которые росли в нашем огороде.

Огород разделялся на две части. «Ближний», где росли и яблони, и кустарники, и овощи – всё, кроме картошки. Картошка росла на «дальнем» огороде. Там было неинтересно, всегда летали пчёлы, а мы их боялись. На границе двух огородов стояла баня, топилась она по-чёрному. Когда я была совсем маленькой, в бане меня мыла бабушка. Окачивая после помывки прохладной водой, она приговаривала: «Как с гуся вода – с Людашки худоба!»

В летнюю жару в бане было прохладно, темно и загадочно, и мы любили там играть. Тускло светило маленькое оконце с треснувшими стёклами, а в оконце метались бабочки, мы их ловили и отпускали на волю.

В углу под лавками жили муравьи. Бабушка пыталась их извести, но они всё равно жили в бане и ползали по лавкам.

Мне нравилось ходить в баню с тёткой, которая от роду была старше меня всего на три года. Мы вместе росли, вместе играли, и я звала её просто Танькой, а она меня ласково – капустой. Пробираясь через огород в баню, мы с Таней набирали анисовых яблок, в банной жаре раздевались, бросали яблоки в котёл с горячей водой, и вода становилась яблочной – мы ею мылись. А после, чистые, распаренные, сидя в предбаннике с белыми тюрбанами из полотенец, ели испечённые яблоки.

Людмила Слесарская