Вот уже три месяца завхоз Городецкого областного банка Николай Иванович Стратонов совмещал свою работу с обязанностями инкассатора, потому что штатные инкассаторы были призваны в армию. 1-го октября 1941 года он выехал в командировку в Лешакинский и Косолапинский районы с заданием инкассировать денежную наличность из районных отделений двух банков.

Время было тревожное. 30-го сентября началась Московская битва, но мысли завхоза были заняты другим. Совсем недавно ему отказали в призыве в армию. Николаю Ивановичу шёл 60-й год, в 1938 году он вышел в отставку из армии в должности областного военного комиссара. Скостку на возраст не сделали, а его преемник так и сказал: «И не проси, не могу, всё равно тебя комиссуют. Впрочем, может быть, мы здесь будем формировать резервы, и появится вакансия коменданта лагеря – мы тебя возьмём, но уже как вольнонаёмного, а пока работай в банке».

Николай Иванович только переступил порог кабинета управляющей Лешакинским отделением банка, моложавой ещё женщины, как раздался телефонный звонок из Косолапова. Торопливый, крикливый женский голос взволнованно сообщил: «У нас немцы…танки…машины, пушки… Тикайте! Тикайте!.. Мы всё бросаем и бежим по домам».

Было 16 часов. Николай Иванович прикинул: до Косолапова сто двадцать километров, скорость движения армейских колонн – 35-40 километров в час. Немцы заняли райцентр, значит, будет короткий привал, ремонт техники, отдых, т.е. раньше, чем завтра к обеду, немцы в Лешакино не придут. Времени немного есть.

На пути от Городецка до Лешакина Николай Иванович не видел наших войск, не готовились оборонительные рубежи и позиции. На полях – сложенные в скирды необмолоченные снопы ржи и пшеницы. Женщины и школьники убирали картофель. Мирный труд мирных людей. Но война уже наложила на всё свой отпечаток: мужчин в поле не было. Волами и лошадками управляли школьники – мальчишки и девчонки.

Стратонов попросил управляющую банком позвонить в Городецк, но связи не было. Телефон молчал, не отвечал даже районный узел связи. В это время в кабинет управляющего банком вошли двое: начальник районной милиции и заместитель председателя райисполкома. Они очень торопились. Начальник милиции с порога спросил:

– Приготовили?

– Да приготовить-то приготовили, только вот, как это оформить – не придумали…

– И нечего думать! Я даю вам расписку и постановление райисполкома. Этого хватит?

– Не знаю, нужно ещё распоряжение облбанка.

– А вот у вас представитель облбанка, пусть он и даст вам это распоряжение, – и, обратившись к Стратонову, спросил. – Вы можете дать распоряжение на отпуск нам двух миллионов рублей?

Николай Иванович пояснил, что он всего-навсего завхоз Городецкого госбанка. В разговор вмешался заместитель председателя райисполкома:

– Позвольте, вы заведующий хозяйством, следовательно, вы заместитель управляющего отделением облбанка?

– Да, я заместитель, но по хозяйственной, а не по финансовой работе, – повторил Стратонов.

– Идёт война, завтра здесь будут немцы, не будет ни вас, ни нас, а деньги очень нужны…

Николай Иванович уже понял, что деньги нужны для подполья, для организации то ли партизанского отряда, то ли диверсионных групп. Он взял со стола чистый лист бумаги и написал: «Распоряжение Городецкого областного отделения Госбанка. Настоящим разрешаю управляющей Лешакинским отделением Госбанка Городецкой области выдать на непредвиденные расходы начальнику Лешакинского районного отдела Народного комиссариата внутренних дел два миллиона сто пятьдесят тысяч рублей. Заместитель управляющего Городецким отделением Госбанка Н.И. Стратонов. 2 октября 1941 года». Посмотрел на часы и добавил внизу: «17 часов 30 минут».

Во двор отделения банка вошла полуторка – «ГАЗ-АА». Из кузова выпрыгнули два милиционера, и с помощью женщин из операционного отдела они быстро забросили в кузов денежные мешки общей суммой два миллиона сто пятьдесят тысяч рублей, на которые начальник милиции дал расписку. А в это время шофёр Стратонова, Алексей Иванович Кровенский, уже грузил в кузов картотеку операционного отдела банка, и Стратонов в карман толстовки сложил самые последние документы на выдачу налички – постановление райисполкома и своё распоряжение на выдачу денег и накладную. Управляющая отделением вручила также печать отделения и штампы.

Нужно было торопиться с отъездом. Во дворе Алексей Иванович возился под капотом машины: отвернув трубку бензопровода, продувал его насосом. Стратонов поторопил:

– Пора ехать, у нас времени в обрез.

– Куда ехать? – возмутился шофёр. – Сколько раз говорил, что аккумулятор сел, вот даже ручной не заводится. Полсотни рублей с весны прошу...

Минут сорок ещё Алексей Иванович возился с машиной, наконец, двигатель заработал. Шёл девятый час вечера. Только отъехали пяток километров – остановка. Двое военных, офицер и девушка, голосовали на дороге. Офицер властно указал рукой, в которой держал револьвер, на обочину дороги. Встали. Офицер подошёл к машине и попросил старшего выйти. Николай Иванович осторожно переложил свой револьвер из кобуры в карман вельветки и вышел. Офицер представился начальником эвакопункта и попросил взять семерых тяжелораненых красноармейцев, чтобы доставить их в городецкий госпиталь: один был старший лейтенант-танкист, другой – сержант-связист и пятеро – рядовых танкистов. Их санитарка стояла на обочине, а шофёр тщетно пытался устранить поломку. Николай Иванович, не раздумывая, полез в кузов, разложил мешки с картотекой у переднего борта «ЗИСа» и по всей длине кузова расстелил брезент.

– Что у вас за груз? – спросил младший лейтенант.

– Архив банка, – сразу нашёл правдивый ответ Николай Иванович.

Он ещё не знал, что нашёл очень верную формулировку, которой будет пользоваться на всём протяжении экстремального пути.

Раненых сопровождала рядовой медицинской службы медсестра Люба. Не проехали и полсотни метров, как она постучала в кабину и попросила ехать медленнее: ухабы дороги трясли машину и усугубляли положение раненых. Алексей Иванович ворчал, говорил, что на такой скорости ему никак не хватит бензина, что вот только опоздай с перегазовкой, и тогда мотор заглохнет, и тогда, и тогда…

В Городецк прибыли третьего сентября. В девятом часу утра подъехали к госпиталю, сдали пятерых раненых в приёмный покой, а двоих солдат – в морг. По городу ходили трамваи, сновали легковые и грузовые машины, ещё работали магазины и рынок, радио транслировало Москву – никаких разговоров о том, что Косолапино, районный центр Городецкой области, уже в руках немцев. Прямо из госпиталя Алексей Иванович поехал на нефтебазу заправляться, а Стратонов на трамвае – в банк. Банк работал в нормальном режиме, операционный зал был наполнен клиентами, стояла очередь в кассу.

Николай Иванович поднялся на второй этаж. Вошёл в кабинет управляющего.

– Ваше задание я не смог выполнить: вчера немцы заняли Косолапино. В Лешакине всю наличку забрала милиция: есть решение райисполкома, вот накладная на выдачу-приём денег и моё распоряжение.

Он выложил на стол документы, печать, штампы. Управляющий, читая документы, вызвал секретаршу из приёмной и попросил срочно связать его через почтамт с Лешакином. Уже через минуту секретарша влетела в кабинет и доложила о сообщении телефонистки: «Немцы ночью заняли Лешакино!» От управляющего она помчалась к кассе и крикнула своей подруге:

– Немцы ночью вошли в Лешакино.

Всех посетителей – как ветром сдуло. Побросав дела, убежали и служащие. Управляющий госбанком бросил на ходу Николаю Ивановичу фразу: «А за разрешение отдать деньги милиции вы ещё ответите!» – и тут же покинул банк.

В это время во двор въехал «ЗИС-5»,и шофёр предстал перед Стратоновым.

– Ну что, Николай Иванович, мне бы домой заглянуть надо, машину я поставил…

– Не торопись, Алексей Иванович, ночью немцы вошли в Лешакино. Для танков пятьдесят километров – это часа три-четыре. Ты сам видел: заслонов на их пути нет. Не уходи и не уезжай, немцы могут появиться в любую минуту.

Стратонов вернулся в банк. Служащих не было, у входа стояли два милиционера, да тётя Маша, уборщица, продолжала выполнять свою работу.

Николая Иванович зашёл в кабинет управляющего, взял постановление Лешакинского райисполкома, своё распоряжение о выдаче наличности Лешакинской милиции, накладную, печать, штампы. Обернулся и увидел, что массивный сейф управляющего открыт, а в замочной скважине торчит ключ, и в кольце его ободка ещё несколько ключей. Открыл малый ящик сейфа, там – большие три ключа от кладовой. Взял, прошёл в кладовую.

Бог ты мой! Вся кладовая завалена мешками с наличностью, на столе у входа в кладовую лежала раскрытая главная кассовая книга. Приход, расход, остаток. И Стратонов тут же принял решение...

Милиционерам он велел войти в здание и закрыть дверь изнутри, Алексея Ивановича попросил подогнать машину к дворовому крыльцу и открыть задний борт. Дал ему сто рублей своих денег, чтобы он немедленно где угодно купил сносный аккумулятор.

Николай Иванович сам выносил из кладовой по два инкассаторских мешка, передавал их тёте Маше, та – милиционеру, а тот – своему напарнику, который укладывал мешки плотным штабелем в кузове. Он всё ускорял темп погрузки, но ни уборщица, ни милиционер не роптали, не жаловались на усталость. Так они проработали час. Стратонов считал мешки парами. За час погрузили пятьсот пятьдесят восемь пар, оставалось пар пятьдесят – шестьдесят. В это время появился Алексей Иванович, сообщил, что «достал» новый аккумулятор: «Это то, что нам нужно».

Между тем погрузку закончили. Тщательно укрыли груз брезентом, а поверх кинули пяток берёзовых и осиновых плах, завезённых весной на дрова. В 15-45 выехали со двора банка на улицу Карла Маркса. А с улицы Кооперативной наперерез трамваю уже выполз немецкий танк. За ним следовали мотоциклисты и лёгкая бронированная танкетка. По ходу движения на улицах и перекрёстках города устанавливали посты регулировщиков; в колонне были крытые грузовые автомашины, из которых по команде офицера выпрыгивали солдаты с автоматами и занимали здания областных и городских управлений, служб, контор.

Автомашина банка сразу же была остановлена двумя регулировщиками, один Ељиз которых, фельдфебель, подбежал к кабине и что-то спросил.

Николай Иванович плохо знал немецкий язык, но, подобрав слова по памяти, сказал фельдфебелю:

– Мы едем в вашу комендатуру, у нас ценный груз для высшего германского командования.

– О! Я, я, – ответил фельдфебель и указал в сторону центра города, в направлении месторасположения зданий обкома партии и облисполкома.

«Быстро немцы определились в городе», – подумал Стратонов, а сам сказал Алексею Ивановичу, чтобы тот свернул в сторону центра.

Проехав один квартал, он велел повернуть на улицу Коммунаров, оттуда – на Пищевиков, на Чапаевскую и, наконец, на Липецкую, а там – и на окраину города. Не на северо-восточную, куда, как догадался Николай Иванович, пойдёт немецкий танковый клин, а на юго-восточную, где в полсотне километров от города был военный аэродром. Там базировались два авиационных полка – бомбардировочный и истребительный. Вот к ним Стратонов и решил приехать со своим грузом.

– Ну вот, наконец-то вырвались, – облегчённо вздохнул Николай Иванович. – А теперь – не по большаку, а по просёлочным дорогам, быстрее к Чаграм, к лётчикам.

Проехали Чагры, пойму какой-то речушки, колхозный сад и вдоль лесополосы выехали к аэродрому. Никого. Ни одного самолета. Только в конце взлётной полосы увидели полуторку и около неё – двух военных в комбинезонах. Это были сержант-техник по обслуживанию самолётов и шофёр полуторки. Познакомились.

– Все улетели на восток, – сообщил сержант-техник и неожиданно предложил три бочки топлива: они не вошли в их полуторку. – Хотели уже сжечь, да вот вы подоспели.

Алексей Иванович проверил, не течёт ли горючее, и все вчетвером, открыв правый борт, закатили бочки в кузов. Сержант поинтересовался, что за груз в мешках, которые им пришлось перебрасывать к левому и заднему бортам.

– Так, бумажки, архив банка, – прозвучал ответ.

На юго-восток двинулись уже две машины, впереди – технари, за ними – «архив» банка.

А теперь, читатель, пора познакомиться с нашим героем.

***

Николай Иванович Стратонов происходил из обедневшей дворянской семьи. Его дед, отставной штабс-капитан, прикупил ещё до крестьянской реформы 1861 года двадцать десятин земли и двадцать душ крепостных в Сызранском уезде Симбирской губернии. Был у отставного штабс-капитана сын, тоже пошёл по военной части и тоже штабс-капитаном вышел в отставку. Вот у этого Ивана Петровича Стратонова в 1882 году и родился сын Николай. Определил его родитель в Симбирский кадетский корпус, который тот окончил по первому разряду и имел право выбора военного учебного заведения и поступления в оное без экзаменов. Николай с выбором не задумывался: дед и отец в своё время окончили Московское артиллерийское Алексеевское военное училище.

После учёбы Николай участвовал в русско-японской войне: командовал взводом, ротой, был начальником штаба батальона. Позже армия дислоцировалась на линии Гомель–Орша, где встретила 1 августа 1914 года начало Первой мировой войны. Стратонов был уже подполковником, командиром гаубичного полка. Службу любил, жил ею – «слуга царю, отец солдатам!» И полк любил своего командира.

А в 1917 году, когда пошла смута по всей стране, армия как структурное подразделение власти тоже развалилась, солдаты избрали Стратонова председателем полкового Солдатского комитета. Случай необыкновенный! В полк приехали комиссары Временного правительства, созвали весь личный состав полка, долго уговаривали солдатскую массу переизбрать председателя и даже рекомендовали «своего человека» из штаба армии, но солдаты проголосовали за Николая Ивановича.

Когда царская армия рухнула, Стратонов был в Петербурге – без работы, без средств к существованию. Бедствовал, ходил в партикулярном платье, которое купил очень дёшево на рынке.

Как-то прочитал в газете, что Реввоенсовет приглашает преподавателей по геодезии, топографии, картографии, баллистике на курсы красных командиров в Гатчину. Обещали квартиру, денежное довольствие. Стратонов стал преподавать баллистику и огневую подготовку. Тогда же получил воинское звание командира батальона (на ранг ниже должности в царской армии). Гатчинская школа царских прапорщиков имела хорошую материально-техническую базу и библиотеку.

В 1918 году он оказался в числе советников секретаря ЦК РКП(б) Сталина, и Политбюро направило его особо уполномоченным Реввоенсовета республики на фронт гражданской войны. Во время обороны Царицына, когда на военном совете стоял вопрос, как и чем ответить на массированный штурм белой кавалерии, тогда-то Стратонов, военспец в вагоне Сталина, сказал кратко и тезисно: «В военной теории успех отражения массированного удара противника достигается массированным применением артиллерии». Всё. Командующий фронтом генерал Снесарев не успел даже рта раскрыть, как Сталин дал указание немедленно, за два-три часа собрать всю артиллерию фронта на место предполагаемой атаки белых.

В полки и дивизии были посланы вестовые с приказом военного совета: срочно передислоцировать артиллерию на указанный в приказе участок.

Сталин рисковал всем – фронтом, своей репутацией личного представителя Реввоенсовета республики. Он, как писали позже, железной рукой и волей руководил операцией.

Стратонов оказался прав: пятнадцать тысяч конников белой армии были развеяны в приволжских и придонских степях. Те, кто не попал под шрапнель и осколки, панически бежали из секторов обстрела артиллерии на фланги, но там их добивали контратакующие пулемётные тачанки. Это была стратегическая победа. Недаром Сталин назвал артиллерию «Богом войны», а разведку и контрразведку – глазами и ушами армии.

Авторитет Стратонова в глазах Сталина вырос. Теперь Николай Иванович был в вагоне Сталина под Петроградом, в Перми, на юге, в польском походе Красной Армии. После Гражданской войны он некоторое время служил в Реввоенсовете, а в 1922 году был назначен губвоенкомом в Городецк. Здесь оформил свои семейные отношения со служащей в Реввоенсовете шифровальщицей Екатериной Николаевной, и она вскоре родила ему близняшек – Глеба и Бориса. Семейное счастье длилось недолго: в 1926 году Екатерина Николаевна скоропостижно скончалась. Дети росли смышлёными и здоровыми, и в 1940 году Стратонов отвёз их в Ульяновское танковое училище.

***

После войны отставные офицеры и офицеры запаса 344-й дивизии, 913-го артполка раз в пять лет обязательно съезжались в городок Барыш – место формирования дивизии и полка.

Приезжал из Пензы главный инженер полка Аристов, командиры полков и дивизий генералы Никитин и Лапин, главный ветеринарный врач 50-й армии Александр Лаврентьевич Соловьёв, москвичи Альшуллер, Овсяников, Новиков и многие другие. В Барыше их встречали радушно, с большой любовью размещали в гостинице, где чаёвничали, выпивали, закусывали, и всегда витало в воздухе: «А помнишь?..»

Вот на одной из этих встреч и вспомнили они эпизод под Тулой, когда на позиции дивизии с юго-востока въехала трёхтонка, а в ней – Стратонов, Кровенский и груз под брезентом.

Их тут же задержали, проверили документы и ничегошеньки не поняли. У них были паспорта, командировочные удостоверения, путёвка в райцентры Лешакино и Косолапово Городецкой области.

Стратонов объяснил, что он везёт совершенно секретный архив Городецкого госбанка и ему надо увидеть кого-нибудь из высших офицеров дивизии или армии. Его доставили к члену военного совета. Николай Иванович признался, какой груз у него в кузове. Генерал принял решение выехать в Тулу: доложить о случившемся в штабе армии, а «гостей» направил в 913-й артполк, чтобы их покормили, помыли в бане и переодели.

Так Стратонов оказался в этом полку, познакомился с офицерами, и помощник комполка по тылу, лейтенант Григорий Азбукин, сделал всё, чтобы люди отдохнули. Они сошлись характерами, и Николай Иванович под большим секретом сообщил, что за груз он привёз на позиции полка.

А тем временем по указанию члена военного совета к автомашине приставили пост охраны и допустили автомеханика – проверить узлы и агрегаты и, если нужно, отремонтировать.

Член военного совета, вернувшись поздно вечером из Тулы, сказал Стратонову, что Тульский банк отказался принять деньги, бухгалтерия фронта – тоже, и груз надо везти в Москву, в центробанк СССР. Наутро им дали охрану (сержанта и солдата с винтовками), и они уехали в Москву...

Как-то, на одной из встреч, ветераны поручили Григорию Николаевичу попытаться узнать дальнейшую судьбу Стратонова. Решено было написать в Подольск, в архив Советской Армии. Его возглавлял генерал-лейтенант Шлейников, бывший командующий 50-й армии, который одно время командовал 344-й дивизией.

***

Вскоре бывший помощник командира 913-го артполка получил письмо от начальника Центрального архива Советской Армии.

«Здравствуй, дорогой фронтовой друг Григорий Николаевич! Письмо твоё получил и несказанно обрадовался: ты всё такой же непоседа, весь в заботах не лично о себе, а о друзьях-однополчанах. Не удивляюсь – характер не переделаешь! Отвечаю по существу твоего вопроса о Стратонове Николае Ивановиче.

До 1941 года и вашей встречи под Тулой твои сведения о нём верны. В 1941 году он был командиром стрелкового полка народного ополчения Замоскворецкого района, который прибыл в состав 50-й армии под Тулу. В ходе Московской битвы (декабрь 1941 – апрель 1942 года) полк воевал на северном фланге 50-й армии. Стратонов участвовал в боях под Ржевом, Сычёвкой, Вязьмой, Зубцовом, Белым, Оленино, Гжатском. В 1943 году должен был быть демобилизован из армии по ранениям и медицинским показаниям. Писал в Москву, и дважды его просьбы об оставлении в армии удовлетворялись Министерством обороны «в порядке исключения».

Войну закончил в Восточной Пруссии в звании генерал-майора заместителем командующего артиллерией 2-го Прибалтийского фронта. Награждён орденом Ленина, двумя орденами Боевого Красного Знамени, Красной Звезды, польским орденом Белого Орла, медалями. Два его сына, Борис и Глеб, погибли. Борис в 1943 году командовал танковой ротой в Прохоровском сражении. Умер после тяжёлого ранения в медсанбате. Глеб, будучи командиром танкового батальона, погиб при штурме одного из фортов Кёнигсберга в 1945 году.

Стратонов и после окончания войны жил в Городецке, возглавлял областной комитет ветеранов войны, был персональным пенсионером республиканского значения. В 1946 году обзавёлся второй семьёй. Его жена, врач-кардиолог областного госпиталя, Екатерина Александровна, в 1947 и 1949 годах родила ему двух мальчиков – Бориса и Глеба. В настоящее время оба учатся в Калининском суворовском училище. Вот его домашний адрес: гор. Городецк, ул. Генерала Ватутина, 7, кв. 19. Последнее, по моему запросу, сообщили мне товарищи из городецкого облвоенкомата.

Уважаемый Григорий Николаевич! Если у тебя будут встречи с фронтовыми друзьями, передавай всякий раз им мой пламенный фронтовой привет и мою благодарность руководителям города Барыш и Барышского района, школе, где находились штабы дивизии и полков, и всем, всем, всем, кому дорога память о нашей дивизии. Если кому что надо будет, пишите. Всегда твой генерал-лейтенант И.А. Шлейников».

Бывший помощник командира артполка написал в Городецк по указанному адресу и вскоре получил ответ от жены Стратонова. Привожу его почти полностью:

«Уважаемый Григорий Николаевич! С прискорбием сообщаю Вам, что мой муж, Стратонов Николай Иванович, скончался за две недели до получения нами Вашего письма. Попробую ответить на Ваши вопросы. Стратонов Н.И. долгое время, с 1948 года и по сентябрь прошлого года, возглавлял областной комитет ветеранов войны, он был членом Советского комитета ветеранов войны, пользовался в Городецке и области большим авторитетом, несколько раз избирался членом областного комитета КПСС, депутатом областного Совета, был избран Почётным гражданином города. Он был скромным, обаятельным человеком, любил юмор, шутил сам, любил русскую литературу. Нашу библиотеку завещал передать в школу, где учились его Борис и Глеб от первой жены и где учились наши с ним Боря и Глебушка…

С особой теплотой вспоминал он об офицерах вашего 913-го артиллерийского полка и о Вас, организовавшем для него и его шофера Кровенского баню, смену белья, выдачу новой форменной одежды, сапог, шинелей, предметов личной гигиены. Они же не заехали на свои квартиры в Городецке за всем этим. О грузе, который находился в кузове автомашины, он сказал только члену военного совета 50-й армии, командиру Вашей дивизии, начальнику особого отдела дивизии и Вам. В Вашем же полку автомашину отремонтировали, а им выделили охрану: сержанта и красноармейца до Москвы. Почему-то денежные средства не принял Тульский госбанк, и они повезли их в Москву. Перед отъездом Николай Иванович написал письмо И.В. Сталину. Он помнил этот текст:

«Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович! К Вам обращаюсь я, Стратонов Николай Иванович. Дело в том, что после выхода в отставку я работал завхозом в Городецком госбанке, и мне удалось 3 октября вывезти всю денежную наличность из банка. Сейчас я везу этот груз в Москву, в госбанк. Я бы просил Вас, если это возможно, направить эти средства на строительство танков и чтобы на этих танках воевали мои сыновья-близнецы, Борис и Глеб. Они заканчивают Ульяновское танковое военное училище, и для меня стало бы лучшей наградой знать, что дети воюют оружием, к которому их отец приложил руки. Желаю Вам, товарищ Сталин, успехов в Вашем многотрудном деле и долгих лет жизни. Н. Стратонов».

Это письмо уже после войны было найдено в архиве Госплана с резолюцией И.В. Сталина:

«тов. Вознесенскому Н.А.

1. Просьбу автора нужно удовлетворить.

2. Автор заслуживает награды, он мне известен.

И. Сталин».

Николай Александрович Вознесенский дал соответствующее распоряжение, и первое указание Сталина уже выполнялось. Для выполнения второго указания о награде Вознесенский попросил особиста госплана найти Стратонова. И тут выяснилось, что он и Кровенский арестованы.

Арестовали их прямо в Центробанке и отправили в тюрьму, где начались допросы: все ли деньги привезены, где остальное? Николай Иванович отвечал московским чекистам, что, мол, вот эти деньги и есть остальное. Им не верили и били до тех пор, пока всё внезапно не закончилось. Их вдруг положили в тюремный лазарет, помыли в бане, накормили, полечили дня 2-3, взяли подписку о неразглашении всего того, что было связано с их арестом, и освободили, передав особисту госплана. Николай Иванович пробыл у Вознесенского недолго, дал сведения о себе, а особист выписал ему и Кровенскому пропуск и бронь в гостиницу «Москва».

Уже на второй день после освобождения Стратонов пошёл в Московский военный комиссариат, где его знали. Получил назначение командиром стрелкового полка народного ополчения, Кровенский был его ординарцем. И пошли военные дороги: Тула, Калуга, Смоленщина, Белоруссия, Прибалтика, Восточная Пруссия.

После Московской битвы Стратонов был назначен заместителем командующего артиллерией армии, а потом и 2- го Белорусского фронта. Из армии он написал письмо в Ульяновское танковое училище – хотел узнать, где дети. Ему ответил лейтенант Юрий Инин, который сообщил, что учился вместе с Глебом и Борисом, но в разных взводах, в июне 1941 года в училище был сформирован танковый батальон, Борис и Глеб были назначены в этот батальон, они получили звания лейтенантов. Инин дал адрес их полевой почты, и у отца с детьми установилась переписка – увы, ненадолго...

Сыновей от второго брака он называл «вторым изданием первых», Глеба и Бориса. Завещал им по окончании Суворовского училища поступить в Ульяновское танковое с тем, чтобы дети превзошли отца. Кратко скажу о Кровенском. Он выходец из Орловской губернии, в Столыпинские времена выходцы из этой губернии получили землю в Карсунском уезде Симбирской губернии, переселились туда, основали хутор Орлы и жили безбедно. При коллективизации они основали коммуну, которая реорганизовалась в колхоз, а он приехал в Городецк на похороны брата, задержался, хотел сноху с дочерью перевезти в свои Орлы. В банк устроился временно, всё ждал, пока племянница окончит десятилетку, а тут – война. С Николаем Ивановичем они переписывались, сейчас этот хуторок в Майнском районе. Вот всё, что я о нём знаю.

Николай Иванович перенёс три инфаркта. К смерти готовился спокойно и умер во сне. Подводя итог своей жизни, он больше всего гордился вывозом денег из Городецкого банка: это была Обыкновенная история в Необыкновенное время. Похоронили его по православному обычаю, отпевали в Николо-Чудотворном храме, а панихида прошла в областном драматическом театре.

Владыка Городецкий и Орловский подвёл итог его жизни: «Рождённый в православном семействе, он был крещён в православном храме и, следуя традициям пращуров своих, жизнь, данную ими и Богом нашим, положил служению Отечеству любезному и, будучи Ратником, не мыслил другого выбора, кроме как исполнить волю Божию – жизнь положить на алтарь Отечества!»

Прощайте, Григорий Николаевич, и дай Вам Бог здоровья. Да, совсем забыла: ордена Красной Звезды за «архив банка» ему и Кровенскому вручили после войны. Награды нашли героев. Екатерина Стратонова».

Это письмо Григорий Николаевич (отец автора этого рассказа. – ред.) в 1965 году в Барыше зачитал своим однополчанам, чем вызвал поток воспоминаний, «ахов», «охов» и досаду, что не все знали, какой же груз был в той банковской трёхтонке.

Рудольф Азбукин