В своих воспоминаниях «На родине» Иван Гончаров воссоздал подробную картину проводов губернатора А.М. Загряжского в Петербург: «Впереди ехал дормез с губернатором и его семейством, то есть их собственно было трое: муж с женой и дочь. А затем на полверсты растянулась вереница экипажей с провожатыми обоего пола. Поезд замыкался коляской – тарантасом, где помещались я и Пряхин (чиновник канцелярии. – Ж. Т.), с лакеем на козлах. А сзади нас – бричка с прислугой: горничной, камердинером и мальчиком. Углицкий пересаживался из экипажа в экипаж, оплачивая любезностями за проводы».

Без всяких происшествий за трое суток 25 апреля они докатились до Москвы, где губернатор остановился на Арбате у своей тётки, а Иван Александрович отправился к брату Николаю, квартировавшему с однокашником-студентом.

Загряжский намеревался пробыть в первопрестольной дней шесть, однако по каким-то причинам задержался и отбыл из города, вероятно, 9-го мая, ибо в «Санкт-Петербургских ведомостях» он значится прибывшим в столицу между 10 и 12 мая. Скорее всего, первая встреча Гончарова с городом на Неве произошла вечером в пятницу, 12 мая 1835 года.

Дальнейшие события развивались с удивительной быстротой. Суббота ушла на обустройство быта, воскресенье – на встречи с близкими и нужными людьми, и уже в понедельник 15 мая, с твёрдо принятым решением о своём месте службы, Иван Александрович отправляется в сторону Дворцовой площади. Можно представить, с каким восхищением он любовался Зимним дворцом, 32-метровой гранитной колонной, воздвигнутой в 1834 году в честь Александра I, зданием Главного штаба и Триумфальной аркой, органично связавшей Главный штаб с корпусами Министерства иностранных дел и Министерства финансов, главная часть которого на 200 метров протянулась вдоль набережной Мойки, где находился Департамент внешней торговли, возглавляемый Дмитрием Гавриловичем Бибиковым. Ему Иван Гончаров подал прошение о желании служить в подведомственном ему Департаменте.

Прошло всего лишь два дня, и 18 мая Д.Г. Бибиков подписал приказ об определении действительного студента Ивана Александровича Гончарова «в число канцелярских чиновников» на средний оклад жалованья в Департаменте. А 23 мая тот же Бибиков направил в Герольдию Правительствующего сената отношение с просьбой об утверждении «в соответствующем чине» определённого в Департамент внешней торговли «действительного студента Ивана Гончарова». И в тот же день, в связи с тем, что Гончаров представлял ему прошение не на гербовой, а на простой бумаге, предписал казначею удержать 6 рублей из его жалованья. Через неделю, 30 мая, Правительствующий сенат утвердил Ивана Александровича в чине губернского секретаря.

Гончарововеды давно размышляют над этой быстротечной хроникой вхождения на первые ступени чиновничьей лестницы престижного Департамента 23-летнего студента-словесника, да ещё выходца из «купеческого сословия», и задаются вопросом: кто же помог молодому провинциалу?

Сам писатель в очерке «На родине вскользь сказал, что рекомендательное письмо в Департамент уделов (личных имений царской фамилии) ему дал «Андрей Михайлович», под которым подразумевался управляющий Симбирской удельной конторой Андрей Васильевич Бестужев. Осенью 1830 года тот благожелательно отнёсся к просьбе Николая Гончарова, старшего брата писателя, о принятии на службу в удельную контору и отстаивал его кандидатуру в столичном Департаменте уделов. Если учесть, что А.В. Бестужев служил некоторое время в Министерстве юстиции и Департаменте уделов, а также его близкое знакомство с Н.Н. Трегубовым, то он вполне мог дать добрую рекомендацию и Ивану Гончарову перед его отъездом в столицу. Однако по каким-то причинам Иван Александрович не воспользовался любезным содействием и стал чиновником Министерства финансов.

Один из современников романиста так объяснял этот шаг в газете «Новое время» за 1891 год в № 5596: «Попал Гончаров в Департамент внешней торговли благодаря вице-директору Департамента поэту и другу Пушкина, князю П.А. Вяземскому». В книге «Мой Гончаров» я не исключал причастности князя-поэта к устройству будущего романиста в Министерство финансов. Однако, просматривая «Записки» П. Вяземского, узнал, что с августа 1834-го Пётр Андреевич с семьёй находился на заграничных курортах и в интересующем нас мае 1835 года продолжал там своё лечение.

Вместе с тем архивные документы свидетельствуют, что летом 1835-го князь Вяземский исполнял свои обязанности вице-директора Департамента внешней торговли и в этом качестве 16 июля он предложил казначею «вычесть... из жалованья служащего в сём департаменте губернского секретаря Гончарова за сей чин и аттестат из 400 рублевого в год оклада 52 рублей 60 копеек и представить оные в Департамент вместе с присяжным листом; по коему Гончаров приведён будет к присяге». Надо полагать, что Пётр Андреевич уже познакомился не только с документами Ивана Александровича, но и с ним самим.

Наряду с Вяземским гончарововеды нередко упоминают А.М. Загряжского как деятеля, желавшего и способного, благодаря связям с сановным миром, помочь своему «подставному секретарю» в устройстве на казённую службу.

Но, учитывая крайне ограниченный срок – всего лишь двое суток, в течение которых происходило определение Ивана Гончарова в Министерство финансов, Загряжский был поглощён неотложными заботами о собственной карьере. Поэтому вопрос о службе будущего романиста решился, наверное, благодаря покровительству иных влиятельных особ, которые или служили в Симбирске, или имели там верных друзей. Первым следует назвать тайного советника, сенатора Николая Порфирьевича Дубенского, являвшегося в 1814–1816 годах симбирским губернатором, а теперь – директором Департамента государственных имуществ Министерства финансов. Ведь по долгу службы Дубенской общался в Симбирске с отцом Ивана Александровича – городским головой Александром Гончаровым – и его крёстным – морским офицером в отставке, видным масоном Николаем Трегубовым.

Весной 1835-го симбирский откупщик Дмитрий Бенардаки (подаривший, между прочим, карету убывавшему в Петербург губернатору Загряжскому) поддерживал тесные отношения с министром финансов Е.Ф. Канкрином.

Прекрасно зная Ивана Гончарова по дому симбирского губернатора как весьма образованного и честного человека, Бенардаки с удовольствием мог замолвить о нём доброе слово в Министерстве финансов.

Министр Егор Фёдорович Канкрин в Отечественную войну 1812 года являлся генерал-интендантом российской армии, а его боевым товарищем был симбирянин, суворовский ветеран генерал-майор Пётр Никифорович Ивашев, руководитель строительства редутов в Бородине перед знаменитым сражением 1812 года с французскими завоевателями.

С глубоким уважением Е.Ф. Канкрин относился и к зятю П.Н. Ивашева – известному геологу и горному инженеру Петру Михайловичу Языкову. Новаторские и просветительские начинания генерала Ивашева и П.М. Языкова нашли отражение в «Месяцеслове и общем штате Российской империи на 1834 год». Просматривая «Прибавления» к этому фундаментальному справочнику, я, к своему удовлетворению, обнаружил, что П.Н. Ивашев и П.М. Языков являлись представителями Симбирской губернии в Мануфактурном комитете Министерства финансов, возглавляемого Канкрином.

В Департаменте внешней торговли И.А. Гончаров принят был «в число канцелярских чиновников». Но куда и кем именно? Утверждение А. Рыбасова о том, что Иван Гончаров службу в Петербурге «начал рядовым канцелярским чиновником – переводчиком иностранной переписки» – неверно. К рядовым относились «чиновники для счётов», младшие контролёры, журналисты (т.е. учётчики).

Что касается переводчиков, то эти должности считались престижными, да и оклад жалованья был большим, чем у большинства других чиновников. Иван Гончаров, владевший тремя языками, лишь через три года добросовестной службы удостоится быть допущенным к исполнению должности переводчика, да и то с оговоркой, что он остаётся «в канцелярии (выделено мной. – Ж. Т.)».

Следовательно, в первые годы службы в Департаменте внешней торговли Иван Александрович занимался не столько переводами «иностранной литературы», как это представляется некоторым его биографам, сколько выполнением оперативных поручений, исполнением различного рода «бумаг» и составлением отчётов.

Сам характер деятельности Департамента внешней торговли обязывал служащих в нём чиновников вникать в решение задач (по инициативе Канкрина) по усилению обращения металлических денег, введению акциза на табак, повышению таможенных сборов на границе с Польшей, сокращению расходов на бюрократический аппарат и других.

В поле зрения молодого Гончарова попали и либеральные начинания.

Е.Ф. Канкрин ещё в 1818 году вручил Александру I свою записку о постепенном освобождении крестьян от крепостной зависимости. Однако восстание декабристов 1825 года в Петербурге, революция 1830 года во Франции, Польское восстание 1831 года привели к укреплению реакции.

Поставленная 19 апреля 1836 года на сцене Александрийского театра гоголевская комедия «Ревизор» стала яркой иллюстрацией размаха бюрократического произвола, взяточничества, казнокрадства и лихоимства в чиновном мире. Конечно, если в стенах Министерства финансов имели место какие-то из этих позорных явлений, то свершались они в глубокой тайне от окружающих. А вот служба в канцелярии сводилась в основном к рутинной работе.

Евгений Ляцкий прав, утверждая в своём очерке о Гончарове 1912 года: «Труд в департаменте был наполовину механический, «исполнение» бумаг велось по одному, раз навсегда заведённому порядку, и подобная работа, при всем своём однообразии и скуке, если не была приятна, то удобна для Гончарова, она не мешала совершаться в душе его другой, более сложной и могучей – творческой работе».

К счастью, первые месяцы службы молодого Гончарова в Департаменте оказались не слишком загруженными делами, ибо начальство было озабочено дачными проблемами или поездками на курорты. Впрочем, и в другое время года рядовые чиновники пребывали в служебных апартаментах только по пять-шесть часов, и Иван Александрович находил время днём и для прогулки по Невскому проспекту или в Летнем саду, и для посещения лучшей в столице книжной лавки Александра Смирдина. Во время одного из посещений лавки Иван Александрович с радостным изумлением встретил там Александра Пушкина, который вёл с хозяином; своим издателем, серьёзный деловой разговор.

Воссоздавая в беседе с академиком Анатолием Кони эту незабываемую встречу с великим поэтом, Гончаров говорил: «Лицо его матовое, суженое внизу, с русыми бакенами и обильными кудрями волос врезалось в мою память и доказало мне впоследствии, как верно изобразил его Кипренский на известном портрете. Пушкин был в это время для молодёжи всё: все её упования, сокровенные чувства, чистейшие побуждения, все гармонические струны души, вся поэзия мыслей и ощущений – всё сводилось к нему, всё исходило от него».

К числу сослуживцев Ивана Александровича, воодушевлённых такими же светлыми чувствами к Пушкину; относился Владимир Андреевич Солоницын. Он увлекался литературным творчеством, был любителем театра и искусства. Владимир Андреевич был на восемь лет старше Гончарова и в Департаменте внешней торговли занимал пост столоначальника судного отделения. Кристально честный человек, с презрением относившийся к подхалимам и карьеристам, он помогал сослуживцу освоиться в новой для него обстановке. Во время откровенных бесед выяснилось, что Солоницын ещё в Москве вёл запутанное дело золотопромышленника Петра Михайловича Гусятникова. Нетрудно представить реакцию Гончарова на эти слова: он в Москве был хорошо знаком с Юлией Гусятниковой, младшей дочерью золотопромышленника, и теперь был радостно изумлён, когда узнал, что она живёт в Петербурге вместе со своей сестрой Евгенией, женой академика живописи Николая Аполлоновича Майкова, и по-хорошему позавидовал Владимиру Андреевичу, что ему доверено быть домашним учителем старших сыновей Майковых Аполлона и Валериана и непременным участником литературных собраний, устраиваемых хозяйкой дома Екатериной Петровной.

К счастью, судьба сложилась так, что благодаря Солоницыну этим же летом 1835-го Иван Гончаров на долгие годы станет близким другом замечательной семьи Майковых и общение с нею благотворно скажется на его интеллекте, развитии литературных способностей и становлении таланта романиста.

Жорес Трофимов