Мы рассматриваем знакомство и духовное единение Н.А. Мотовилова с преподобным Серафимом как посланное свыше. Этому способствовало нелегкое испытание. Таким испытанием для юноши стали козни симбирских помещиков и чиновников, которые привели к нервному срыву и тяжелому недугу. Так Мотови-лову был указан путь в Дивеево. Об этом рассказывает в своей книге «Мотовилов в Симбирске» профессор Владимир Иванович Мельник. Отрывок из книги мы предлагаем вниманию наших читателей.

Николаю Александровичу Мотовилову шел в то время всего лишь семнадцатый год. Уже в этом раннем возрасте завязались первые сложные узлы в его судьбе. Кошмаром его жизни стал известный не только в Симбирске, но и в России, и в Европе масон М.П. Баратаев. Представим слово самому Мотовилову: «...ос­тавшись круглым сиротой 17 лет от роду, имея сестру Прасковью, пятнад­цатилетнюю, я через друга матушки моей, Надежду Ивановну Саврасову, вскоре познакомился с Симбирским губернским предводителем, князем Михаилом Петровичем Баратаевым и вскоре сблизился с ним до того, что он открыл мне, что он грандметр ложи Симбирской и великий мас­тер Иллюминатской Петербургской ложи. Он пригласил меня вступить в число масонов, уверяя, что если я хочу какой-либо успех иметь в госу­дарственной службе, то, не будучи масоном, не могу того достигнуть ни под каким видом.

Я отвечал, что батюшка, родитель мой, запретил мне вступать в ма­сонство, затем, что это есть истинное антихристианство, да и сам я, будучи в университете и нашедши книгу о масонах, в этом совершенно удосто­верился... Это так разозлило его.., что он поклялся мне, что я никогда и ни в чем не буду иметь успеха, потому что сетями масонских связей опутана не только Россия, но и весь мир.

Вскоре после того вышел закон, что­бы молодые люди, хоть и окончившие курс учения и получившие дипломы на ученые степени в высших училищах, не имели бы права отправляться на службу в столицу, а должны были бы три года послужить в губернии будто бы для ознакомления с проце­дурой провинциальной службы. Сре­занный на первых порах с ног, я, как говорится, сел как рак на мели».

Князь не хвастал: он действитель­но был весьма могущественен. Его стараниями в 1817 году в Москве была открыта ложа «Александра к тройственному спасению», а в том же году, в Симбирске - ложа «Ключ к добродетели». Князь являлся членом привилегированной петербургской ложи «Соединенных друзей», в кото­рую входил и симбирский губернатор А.М. Загряжский. Пользуясь большим уважением, он привлек в ложу «Ключ к добродетели» многих представите­лей симбирского общества... В эту ложу, весьма влиятельную, поступа­ли не только из уездов Симбирской губернии, но и из соседних губерний. Так ценили «жаждущие славы мира сего» близость к Баратаеву...

Молодому выпускнику универси­тета не по силам оказалось тягаться со сплоченным в Симбирске тайным обществом, в которое входили все видные провинциальные деятели и главные губернские чины. Вступление Мотовилова в должность по службе отдалилось на долгих 14 лет. «В те времена дворянская честь требовала обязательной службы государству, - писал С. Нилус. - Молодой человек, кончивший курс своего учения, дол­жен был непременно служить... Укло­нение от службы отечеству считалось таким позором, что ни одна девушка из порядочного семейства не пошла бы замуж за того, кто сколько-нибудь не прослужил в военной или граждан­ской службе Царю и Отечеству».

Видимо, еще до упомянутого раз­говора с главой масонской ложи Мо­товилов выдвинул свою кандидатуру на должность почетного смотрителя Корсунского уездного училища и, к великой своей радости, получил от Совета Казанского университета и Училищного комитета сообщение об избрании.

Но уже в 1829 году Баратаев объ­явил Мотовилову: «Этой должности вам не видать, как своих ушей. И не только вы этой должности не получи­те, но не попадете ни на какую другую государственную должность, ибо и Мусин-Пушкин, и министр князь Ливен - подчиненные мне масоны. Мое приказание - им закон!»

«С этого момента началось пре­следование, - пишет далее С. Нилус о Мотовилове, - которое довело его в конце концов до такого нервного расстройства, что он заболел нервным ударом, приковавшим его к постели. В тяжких страданиях он промучился более трех лет. Его преследовали на службе, которой он, правда, все-таки добился, благодаря своей сверхъестес­твенной энергии, помешали его браку с Языковой, создавали репутацию су­масшедшего и даже во времена губер­натора А.М. Загряжского ухитрились подвергнуть личному задержанию по обвинению в государственной изме­не». В своих «Записках» Мотовилов пишет, что он «по поводу дел воро­нежских претерпел трехмесячный арест»: губернатор заподозрил, будто в Воронеже под предлогом открытия мощей святителя Митрофана нахо­дится тайное общество, а Мотовилов его агент, и потому требовал от него «безбожно оклеветать духовного бла­годетеля» архиепископа Антония. «Я, по завету родителя моего, - пишет Мо­товилов, — завещавшего мне лучше в лапти обуться, да правды держаться и никогда не изменять истине.., решился на всевозможные страдания».

Свои «Записки» Мотовилов называл «благоговейным рассказом о дейс­твиях Промысла Божиего». Далее, как нам уже известно, духовный путь привел его в батюшке Серафиму...