Ульяновский литературно-краеведческий журнал «Мономах»

Каковы были впечатления графа о городе и его обитателях неизвестно, но, думается, они мало отличались от императорских, по крайней мере, должны были соотноситься с ними. Царь собственноручно указал на изъяны в планировке, застройке и благоустройстве Симбирска, а позднее даже поставил перед министрами вопрос о переносе губернского центра в Самару.

Подробности визита Николая I и его неизменного верного друга-слуги описали в своих мемуарах подчиненный А.Х. Бенкендорфа симбирский жандармский штаб-офицер Э.И. Стогов и экс-губернатор Симбирской губернии И.С. Жиркевич. Остановимся на тех местах из них, в которых упоминается фигура графа. «Государь приехал перед сумерками, занял дом губернатора, – вспоминает в своих «Записках» Э.И. Стогов. – Граф Бенкендорф при встрече со мною обнял меня, называл по фамилии…»

Во время представления дворянского общества император «спросил присутствующих: «Господа, скажите, кто у вас был лучшим и любимым губернатором?» Ему ответили «в один голос»: «Жмакин!». «Государь обернулся к Бенкендорфу и сказал: «Вот видишь, граф Александр, можно быть взяточником и любимым». «После представления назначено быть в соборе. Граф Бенкендорф приказал мне очистить собор: “Государь не любит, чтобы очень много было”. <…> Когда государь приказал подать экипаж, народ прорвал цепь и, придя в исступленный восторг, наполнил плотно пространство между государем и экипажем; нас так сдавили, что мы едва не задыхались; у ног Бенкендорфа разрешилась женщина. Бенкендорф, уже привычный к восторгам народа, но и тот испуганно сказал: “Да что же это будет, это сумасшествие”. <…> Один раз при выезде государя из дома какая-то женщина побежала перед лошадьми, платок с головы сняла, машет им и кричит ура! Вдруг споткнулась и упала почти под ноги лошадей и давай кричать караул. Бенкендорф бросился к кучеру и осадили лошадей. Государь очень смеялся. От “ура” до “караул” – один шаг».

Воспоминания Э.И. Стогова дополняют детали, упоминаемые И.С. Жиркевичем: «Государь приехал в Симбирск в тот же день (22 августа), в три часа пополудни. <…> Я квартировал в смежной улице, дома чрез два, и, услышав нескончаемое “ура”, отправился задним ходом в покой (губернаторского дома). Тут я встретил гр. Бенкендорфа, вышедшего из кабинета государя и идущего на свою половину. Когда я явился и назвал себя, граф сказал: «Ах! слава Богу, что вы еще здесь и не уехали! Вы нам можете много пособить. Преемник ваш успел уже на подъезде напутать. Сделайте милость, займитесь вы нами. Государь в три часа изволит ехать в собор; распорядитесь, чтобы во время выхода представить ему дворянство и чиновников. Я и о вас доложу в то же время».

Спустя некоторое время, продолжает далее Жиркевич, «Гр. Бенкендорф не замедлил пройти чрез залу в обыкновенном, общеармейском мундире, причем взял меня за руку и сказал: “благодарю вас! Вот так прекрасно будет”. Но едва он успел войти к государю, как бегом возвратился назад и, проходя мимо, пробормотал: “Сегодня, 22-го августа, коронация, а я в простом мундире – досталось!” Чрез 5 минут вернулся вновь в залу, в полном мундире и в ленте, и взяв меня опять за руку, объявил нам, чтобы мы прошли во внутренние комнаты и что он о нас сейчас доложит, а сам пошел к государю, где пробыл не более минуты времени; потом, возвратясь, прежде всего спросил у вице-губернатора: “Вы давно сюда прибыли?” – “5 месяцев, ваше сиятельство, отвечал тот. “Как 5 месяцев! вскричал граф. “Так вы не настоящий губ[ернато]р?” – “Никак нет, ваше сиятельство, я вице-губернатор и управляю губернией только третий день”. “Опять напутал! сказал Бенкендорф. Ну, так вы ступайте в залу, с прочими чиновниками, а вы уже одни здесь дожидайтесь”, прибавил он, обратясь ко мне, и опять пошел к государю. Оттуда вышел вместе с камердинером и отправился в залу…».

Известно, что граф с окружающими его людьми был всегда любезен, предельно вежлив, даже чуток, и никогда не позволял себе грубости. Это подтверждают воспоминания декабристов, в которых указывается на благородное поведение А.Х. Бенкендорфа во время следствия. В Симбирске Александр Христофорович, зная о напряженных отношениях экс-губернатора с местным дворянством, неоднократно подчеркивал заслуги И.С. Жиркевича, был с ним весьма обходителен и ласков. «…Государь вашими распоряжениями очень доволен!» – заявил он ему в присутствии его главного оппонента начальника симбирской удельной конторы А.В. Бестужева. Желая напоследок помирить симбирское дворянское общество с пришедшимся «не ко двору» боевым офицером, граф «по высочайшей воле» поручил губернскому дворянскому предводителю сообщить благородному собранию, «что … Иван Степанович о симбирском дворянстве отозвался с такою похвалою, что государю приятно это было слышать из уст его, и что мы все обязаны особенною благодарностью».

На прощальном обеде по случаю отъезда из Симбирска И.С. Жиркевича «все присутствовавшие с заметным удовольствием приняли сей тост».

Помимо личных впечатлений о Симбирске и симбирском обществе, граф был в курсе всех «симбирских дел» и по роду службы. В 1830-е гг. об «общественном согласии» в Симбирской губернии можно было только мечтать: нешуточные страсти периодически будоражили как аристократические «верхи», так и крестьянские «низы» ее населения. Хватало и злоупотреблений властей, деятельность которых также входила в сферу интересов голубых мундиров. Отличавшийся «веселонравием», хорошо изучивший характер шефа, Э.И. Стогов всегда живо, в красках и с юмором описывал местные коллизии. «Тогда уставной формы для переписки в корпус жандармов не было; армейские писали рапортами, такая форма не позволяла вольничать, я принял манеру писать: письмами, докладами и простыми записками, но рапорта – никогда!» Подробные, полные иронии и самоиронии отчеты симбирского жандармского штаб-офицера забавляли не только корпусное начальство, но и самого императора. Например, нешуточный конфликт, случившийся между симбирскими дворянами и губернатором А.М. Загряжским и ставший причиной смещения последнего, был изображен Э.И. Стоговым как анекдот со счастливым концом. (Будучи «нескромен в речах», губернатор в компании приятелей скомпрометировал княжну Баратаеву, к которой сватался мингрельский князь Дадиан. Последний в бешенстве готов был вызвать губернатора на дуэль.)

«Как я говорил, в жандармском корпусе не было установленной формы для переписки. Я схватил попавшуюся мне бумагу и своей рукой, без черновой сделал очерк истории, написал, как пишутся комедии: я, князь Баратаев, князь Дадьян, Загряжский – писал, как всегда, откровенно, – подробно; были помарки, но так и пошло к шефу. Помню, кончил тем, что я за свое беспокойство придумал наказать Загряжского дюжиной пиявок. И поставил без подписи: “Продолжение впредь”. Мою руку знали. И Дубельт писал мне, что “в общем вышло так юмористично, что читали все и хохотали, а когда я читал шефу, он много смеялся и хвалил мое веселонравие, – оставил у себя” (мы секретно знали, что это значит)». О делах в вверенной ему губернии Э.И. Стогов и впредь «доносил откровенно шефу».

Не прошло и года после второго посещения графом Симбирска, как в городе при задержании местной воровской шайки у ее атамана был найден кавалерийский пистолет, дуло которого украшала золотая гравировка с фамилией владельца. Надпись гласила: «Бенкендорф». Э.И. Стогов отослал уникальную находку шефу. Тот был немало удивлен, как потерянный им еще в 1813 г. под Лейпцигом пистолет (он «выпал из седла, когда граф шел в атаку») оказался на волжских берегах. Пойманный жандармами вор рассказал, что «купил пистолет на толкучке, в Тамбове»…

Кстати, Александр Христофорович сохранил второй такой же пистолет, вероятно, как память о вошедших в историю событиях своей молодости. Так, спустя почти четверть века, симбирская находка напомнила ему о великой «битве народов» – самом крупном и судьбоносном сражении эпохи наполеоновских войн.

Кроме того, А.Х. Бенкендорф стал поверенным духовного завещания крупного симбирского помещика В.В. Мусина-Пушкина, скончавшегося в 1835 г. По решению суда, в 1837 г. его имение в с. Заборовка Сызранского уезда было передано в распоряжение Петербургского опекунского совета. Так что связь Александра Христофоровича с симбирским краем намного разностороннее, чем кажется на первый взгляд.

Потомки влиятельного графа владели землями в Симбирской губернии. По данным П.Л. Мартынова, в конце XIX столетия имения в деревнях Комаровка и Зеленовский выселок Симбирского уезда принадлежали Марии Александровне фон Бенкендорф.

Александр Кузнецов

Автор благодарит за помощь в подготовке материала

научных сотрудников Ульяновского краеведческого музея

Т.А. Громову и А.С. Сытина