Во время строительства Карсуно-Симбирской засечной черты в одном из ее пунктов, там, где в реку Барыш впадает река Урень, разместился сторожевой казацкий полк, основав около 1650 года Новобарышскую казачью слободу, позднее ставшую селом Усть-Урень. С самого начала история села оказалась богатой событиями. В.П. Семенов в известной книге «Россия» написал о нем: «Село это замечательно в особенности потому, что здесь в 1670 году сосредоточились главные силы разинских мятежников, против которых поспешил князь Барятинский, и, после жестокой битвы «воров тех побил и обоз их взял, до 11 пушек, до 24 знамени».

По донесению победителя «на поле, в обозе и в улицах слободы за трупами нельзя было и проехать, а крови пролилось столько, как от дождя большие ручьи потекли». Эта победа произвела такой страх и «плач неутешимый» между бунтовщиками, что из Карсуна, Карсунова, Тальского и других острогов Карсунской черты немедленно явились к Барятинскому челобитчики и изъявили безусловную покорность».

В петровские времена, когда край был полностью усмирен, казаков перевели на Азов, а освободившуюся землю Петр I пожаловал любимому дядьке, пестовавшему его с малолетства, Никите Зотову. Сколько после него сменилось владельцев, не ведомо, но с начала XIX века село Усть-Урень значилось за богатыми дворянами Кротковыми.

Фамилия Кротковых была на слуху в Симбирской губернии уже в 1678 году, их имение находилось в селе Полдамасово Симбирского уезда. Самым известным из его владельцев был Степан Егорович Кротков, которого сама императрица Екатерина II «выставляла всем русским помещикам как образцового хозяина». В сорок лет он сумел накопить к своим 300 душам родовых еще 10 тысяч душ крестьян. Как писал М.И. Пыляев: «Кротков был неутомимый хозяин, седые густые брови его почти совсем закрывали глаза, но зоркое око его еще в семьдесят лет пристально следило за ходом хозяйственной его машины».

Поговаривали, что богатство ему досталось от пугачевцев. Проходя через его село, Пугачев устроил там ставку. Внезапное нападение противника повергло бунтовщиков в бегство. Они не успели захватить награбленное, и вернувшийся вслед за ушедшим отрядом, Кротков «нашел в ригах, овинах, даже в хлебных скирдах много добра, меж ними несколько баулов с деньгами, разными драгоценными вещами, всего тысяч на триста». На них-то и скупил он несколько имений, которые потом отошли к его сыновьям.

В отличие от отца, рачительного хозяина, братья Кротковы славились своими чудачествами. О них судачили все в Москве и Петербурге. Рассказывали, что один из них, когда его одолели за долги судебные приставы, объявил себя умершим, заказал гроб и в нем отправился в свое имение в Симбирскую губернию, где еще долго куролесил и безобразничал. Отец пытался урезонить детей, но после того, как они то ли в шутку, то ли всерьез решили продать одно из его лучших имений, а его самого включили в список продаваемых крепостных крестьян, он, в наказание сыновьям, «чтобы не ждали они его смерти корысти ради», женился на молодой девушке.

Каждый из сыновей все же получил свою долю наследства. Один из них, Степан Степанович Кротков, стал владельцем имения при селе Усть-Урень. В 1805 году он построил в селе суконную фабрику, еще через пять лет возвел каменную церковь в честь Рождества Христова. Но, как и его братья, он был «кутила и проказник», и вскоре его дела пришли в упадок. Его сын Николай Степанович Кротков во всем походил на отца. «Он был человек необразованный (хотя говорил хорошо на французском языке), легкомысленный и жуир», – писал о нем в дневниках родственник А.П. Родионов. Он промотал остатки имения и его с аукциона купил сосед-помещик И. Рютчи.

Положение спасла жена сына, Прасковья Михайловна из рода Бестужевых, внучка П.М. Бестужевой (сестра поэта Н.М. Языкова). Прасковья Михайловна была выдана замуж за Николая Николаевича Кроткова будучи очень молодой. Но брак продолжался недолго, в возрасте 25 лет Кроткова овдовела. На ее попечении остались двое мальчиков – Николай и Михаил (Мика) и полуразоренное имение в Усть-Урене, которое она сумела выкупить у Рютчи.

«В Усть-Урене (у Прасковьи Михайловны) хоть и живут «шумно», но крайне бедно, – писал А.П. Родионов. – И, это еще Слава Богу! Хоть есть у Кротковых угол, щи да каша, а то было время, когда у них ничего не было… ».

Со временем Прасковье Михайловне удалось вылезти из долгов, в этом сказалась хозяйская жилка Бестужевых. В Усть-Урене она устроила винокуренный завод, передав его в 1911 году в управление старшему сыну Николаю.

В 1913 году вместе с соседями по имению Бутурлиными она организовала «Товарищество вальцовых мельниц Кротковой и братьев Бутурлиных», устроив паровую мельницу в Астрадамовке на берегу реки Яклы.

Делами на ней управлял младший сын Михаил. В письме к компаньону С.А. Бутурлину, она сообщала: «…благодаря ему дело пошло хорошо. Он уговорил Митю (Д.А. Бутурлина – прим. авт.) отсылать в виде рекламы нашу муку по базарам в Анненково, Карсун, Урень, Теньковку, Промзино, Кувай и сначала продавать эту муку дешевле, и тем привлечь покупателей, чтобы все быстрее узнали о ней. И это вышло хорошо… В Урене муку забирает один местный торговец… Продажа и здесь идет хорошо… По нашим подсчетам чистый доход мельницы за 4 месяца выразился в 5000 рублей… С тех пор как мы сюда приехали мельница работает круглые сутки, останавливаясь только на воскресенье с 6 утра до 6 вечера… Вчера приезжали купцы из Владимира покупать хлеб и умоляли продать хотя бы вагон».

Но случилась революция. Из «Книги памяти жертв политических репрессий Ульяновской области», стало известно, что в 1920 году проживающие в Симбирске «продавец» Прасковья Михайловна Кроткова и оба ее сына (Николай – владелец молочной лавки, Михаил, инвалид) привлекались к уголовной ответственности за «антисоветскую деятельность».

Дальнейшая судьба матери и младшего сына не известна. Николай Николаевич Кротков в 1930-е годы оказался в Актюбинске, где и похоронен. В 1992 году за отсутствием состава преступления Кротковы были полностью посмертно реабилитированы. О них в Усть-Урене почти никто не помнит. Зато многие помнят последнего владельца местной суконной фабрики – Кузнецова.

Почти в самом центре села стоит красивое двухэтажное здание в псевдорусском («кирпичном») стиле начала ХХ века. Это дом фабрикантов Кузнецовых, в котором ныне размещается сельская школа. В 1900 году купец М.М. Кузнецов перестроил находившуюся в селе старую суконную фабрику и вместе с родственниками Я.А. и Г.А. Кузнецовыми основал торговый дом «М.М. Кузнецов».

Распорядителем дел в нем стал Григорий Андреевич Кузнецов. Сукна сбывались для нужд армии через московских доверенных лиц Г.Ф. Пельцер и В.А. Анохина в Московскую приемную комиссию. В 1907–1908 годах пытались вывозить их в Китай.

В те годы в промышленности страны наблюдался кризис, но Кузнецовы держались на плаву за счет расторопности Григория Андреевича и ужесточения порядков на фабрике. Это вскоре вызвало недовольство рабочих.

В 1909 году они объявили забастовку, а в жалобе, посланной губернатору, писали, что рабочим выплачивается зарплата три раза в год, а не ежемесячно, да и той на еду не хватает; что рабочий день длится по 17 часов и более. «Натужно, много работают женщины и комнату подмести некогда, и ходят измученные, изнуренные, и много попадают в машины». Рабочих душили высокие штрафы, отсутствие праздничных и выходных дней, плохое питание в столовых. «Щи варят с гнилым мясом, которое собаки не едят. Хлеб не сеют, со всей соломой и прутьями пекут. Кашу варят с маслом постным, а оно пополам с керосином было весь Великий пост». Жалоба рабочих получила огласку на всю губернию, на фабрику выехала комиссия, но это не очень смутило фабрикантов.

Уже в 1913 году товарищество Кузнецовых купило Екатериновскую суконную фабрику и взяло в аренду еще одну в селе Лесное Матюнино. Тут грянула революция. Спасаясь от народной стихии, Г.А. Кузнецов оказался в Иркутске. Талант предпринимателя и там нашел себе применение. Обнаружив на местных таможенных складах большое количество хлопковой и шерстяной пряжи, Кузнецов решил устроить ткацкую фабрику, впоследствии превратить ее в суконную. Благо шерсти в соседней Монголии было достаточно, а суконных фабрик в Забайкалье – ни одной.

Со свойственной ему энергией, он разыскал необходимые для дела ручные ткацкие станки, а деньги, пять тысяч иен, предоставило Волжское товарищество пайщиков, в котором состояли бывшие симбирские предприниматели, ставшие эмигрантами – братья Карповы, Першины, Ценины, Мельников и другие. Один из пайщиков, В.П. Аничков, напишет позже в мемуарах: «Станки установили. Нашлись ткачи – корейцы и китайцы. Фабрика была пущена в ход. На ней вырабатывалась плотная бумажная черная материя в белую полоску. Спрос на материю был приличный, и все говорило за успех… Не прошло и двух-трех месяцев, как рынок насытился нашим товаром, и дело остановилось. Кузнецов… потихоньку продал станки, захватил товар, пряжу и пропал без вести, увезя и всю наличность нашей кассы».

Правда, впрок это ему не пошло, вскоре он умер в Харбине.

Татьяна Громова

фото из фондов УКМ и архива А.С. Бутурлина (Москва)