Опубликовано: 15.08.2007 18:14:39
Обновлено: 15.08.2007 18:14:39 |
Ульяновский литературно-краеведческий журнал «Мономах» |
Редакция журнала «Мономах» |
Краткая суть конфликта заключена в том, что, ознакомившись с романами Тургенева «Дворянское гнездо» и «Накануне», Гончаров заявил, что в них автор использовал замысел его третьего романа «Художник», который впоследствии будет напечатан под названием «Обрыв».
Против публикации «Необыкновенной истории» выступил Анатолий Фёдорович Кони, известный юрист. Несмотря на большую разницу в возрасте, Кони был близким другом Гончарова в последние годы его жизни. В письме к директору Российской публичной библиотеки Э.Л. Радлову Кони писал: «При нравственной неразборчивости рукопись Гончарова может дать обильный материал для выводов, недостойных ни памяти Гончарова и Тургенева, ни их громадных заслуг для родины». В письме Кони также напоминал об очерке «Нарушение воли», опубликованном Гончаровым в 1889 году в журнале «Вестник Европы». В очерке писатель высказал свою волю: «Завещаю и прошу и прямых и не прямых моих наследников, и всех корреспондентов и корреспонденток, также издателей всего старого и прошлого не печатать ничего, что я не напечатал, или не передал права издания и что не напечатаю при жизни сам, конечно, между прочим, и писем. Пусть письма мои остаются собственностью тех, кому они писаны, и не переходят в другие руки, а потом предадутся уничтожению».
В своём ответном письме Э.Л. Радлов объяснил позицию библиотеки: «Во-первых, всему Петербургу известно, что рукопись Гончарова находится в Библиотеке, и многие в ней заинтересованы и требуют её публикации… к тому же воля самого Гончарова, как это видно из двух записей, сделанных его рукою, клонилась к тому, чтобы рукопись была опубликована ввиду её историко-литературного значения. Ничто не мешало Гончарову сжечь рукопись, если он этого желал; но он этого не сделал, следовательно, имел в виду возможность появления её в печати; ценил он своё произведение как характеристику литературных нравов известной эпохи».
Однако, во избежании ненужной сенсации было решено напечатать рукопись в «Сборнике Российской публичной библиотеки» – малотиражном издании, рассчитанном на узкий круг специалистов. Готовил рукопись к печати Д.И. Абрамович, известный учёный-филолог, благодаря трудам которого увидели свет первые академические издания Лермонтова, Кольцова. В январе 1924 г. «Необыкновенная история» вышла в свет.
В последующие годы усилиями нескольких поколений исследователей удалось восстановить историю создания рукописи и её судьбу после смерти писателя. В основном «Необыкновенная история» писалась в 1875–1876 годах. В 1878-1879 годах Гончаров вновь обращается к рукописи и пишет «Записку к «Необыкновенной истории»» и «Дополнение к «Необыкновенной истории». В 1883 году он отдал рукопись на хранение Софье Александровне Никитенко. Дочь профессора Петербургского университета, она получила прекрасное образование, делала литературные переводы с европейских языков, обладала тонким художественным вкусом. Знакомство Никитенко и Гончарова состоялось в 1860 году, вскоре после публикации имевшего огромный успех у современников романа «Обломов». Гончаров почти сразу проникся уважением к глубокому уму и художественному вкусу юной двадцатилетней девушки.
Она помогала писателю разбирать черновики романа «Обрыв». Постепенно Софья Александровна стала особо доверенным другом Гончарова. Помимо «Необыкновенной истории» Софье Александровне Гончаров вверил бумаги из своего письменного стола, оставшиеся после его смерти 15 сентября 1891 года. С.А. Никитенко завещала хранившийся у неё архив гончаровских рукописей и писем Александру Ивановичу Старицкому, который был поверенным в её делах.
Старицкий был женат на племяннице и крестнице Софьи Александровны – С.М. Любощинской. В 1920 году Старицкий с семьёй эмигрировал во Францию. Перед отъездом он разделил Гончаровский архив и одну его часть продал Институту русской литературы (Пушкинский дом), другую часть, куда входила и «Необыкновенная история», – Российской публичной библиотеке.
«Необыкновенная история» значительно обогатила современное представление об идейно-творческих взаимосвязях крупнейших русских писателей 40–70-х годов XIX века, уникальный материал для понимания Гончарова-художника: его гражданской и литературно-эстетической позиции, творческой лаборатории, а также возникновения замыслов и истории создания романов «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв».
Время показало, что Кони опасался напрасно. Страницами, посвящёнными ссоре Гончарова и Тургенева, интересовались только специалисты.
...всякий отщепенец от своего народа и своей почвы, своего дела у себя, от своей земли и сограждан – есть преступник… Вот почему патриотизм – не только высокое, священное и т.д. чувство и долг, но он есть – и практический принцип, который должен быть присущ, как религия, как честность, как руководство гражданской деятельности, – каждому члену благоустроенного общества, народа, государства! Надо прежде делать для своего народа, потом для человечества и во имя человечества!..
А вот что делать – с охлаждением к тому, что считалось священным, неприкосновенным, необходимым, чем жило до сих пор морально человеческое общество? Анализ века внёс реализм в духовную, моральную, интеллектуальную жизнь, повсюдную и неумолимую поверку явлений в натуре – вещей и людей – и силою ума и науки хочет восторжествовать над природой. Всё подводится под неумолимый анализ: самые заветные чувства, лучшие высокие стремления, драгоценные тайны и таинства человеческой души – деятельность духовной природы, с добродетелями, страстями, с мечтами, поэзией – ко всему прикоснулся
грубый анализ науки и опыта. Честь, честность, благородство духа, всякое нравственное изящество – всё это из идеалов и добродетелей разжаловывается в практические, почти полицейские руководства. Сентименты — и вообще все добрые или дурные проявления психологической деятельности подводятся под законы, подчинённые нервным рефлексам и т.д.
Разум и его функции – оказываются чистой механикой, в которой даже отсутствует свободная воля! Человек неповинен, стало быть, ни в добре, ни в зле: он есть продукт и жертва законов необходимости, никем не начертанных, а прямо поставленных слепою природой и устраняющих Бога и все понятия о миродержавной силе! Вот, приблизительно, что докладывает новейший век, в лице своих новейших мыслителей, старому веку.
Юность трепещет в восторге перед этим заревом – и бежит на огонь. Старшие поколения недоумевают – и плодом этого реализма есть всеобщее ожидание, чем разрешится наконец этот новейший сфинкс и что даст человеку взамен отнимаемого?
Человек, жизнь и наука – стали в положение разлада, борьбы друг с другом: работа, то есть борьба, кипит – и что выйдет из этой борьбы – никто не знает! Явление совершается, мы живём в центре этого вихря, в момент жаркой схватки – и конца ни видеть, ни предвидеть не можем!
Но продолжительное ожидание переходит в утомление, в равнодушие. Вот враг, с которым приходится бороться: равнодушие! А бороться нельзя и нечем! Против него нет ни морального, ни материального оружия! Он не спорит, не противится, не возражает, молчит и только спускается всё ниже и ниже нуля, как ртуть в термометре.
От этого равнодушия на наших глазах пало тысячелетнее папство! От него же стонут в Турции христиане – и христианская Европа помогает герцеговинцам вместо нового общеевропейского крестового похода дипломатическими нотами!
В общественных, политических, национальных вопросах сентименты давно изгнаны, наконец и в частных, интимных отношениях – их заменяют тоже компромиссы и т.п.!
Может быть, и вероятно, это всё минует, воздух после удушья и гроз чистится – и из этого пожара, как Феникс, возродится новая, светлая, очищенная жизнь, где будет, может быть, меньше елея, чувства и страстей – но больше правды и порядка, чем было в старой! Уж если стоило ломать всё, так, конечно, надо ждать такого результата, а то из чего весь этот дым!
Оставьте, скажу я, художника, ученого, всякого, кому Бог дал творческий талант, оставьте его на свободе, не троньте, если он сидит у себя и не просится в ваши салоны, не ищет успеха в свете. Это иногда бывает от нервозности (как у меня и у других) и от желания углубиться беспрепятственно в творческие работы! Если он вреден – у вас, охранителей, есть тысячи средств остановить его, но если он полезен, то никакие наёмные умы и таланты не заменят его природной силы и искренности! Оставьте умы и таланты работать и у нас – не на узде, а свободно творить свое дело на всех поприщах деятельности – и не старайтесь направлять их насильственно на тот или другой путь! Если они честны, искренни – они найдут прямой путь – и будут полезны России!
Тогда только Россия может созреть и стать рядом с другими! Нет сомнения, что явятся сильные люди – и в науке, и в искусстве – и дадут всему этому движению другой, неожиданный и – конечно благоприятный оборот! Я верую в это…
В последние годы исследователи рассматривают «Необыкновенную историю» как оригинальное произведение, которое включает в себя и мемуары, и публицистическое изложение общественных взглядов писателя, и исповедь его души. Это самое значительное произведение позднего Гончарова. Оно показывает, как внимательно следил писатель за общественной и политической ситуацией в пореформенной России. В страстной публицистической форме высказал Гончаров своё волнение по поводу умонастроения молодёжи, своё понимание чувства патриотизма, свою любовь к Родине. Здесь поднял Гончаров тему, которая впоследствии станет одной из центральных в творчестве А.П.Чехова. Тема эта – равнодушие, страшный враг, всеразлагающий общественный недуг. Но и в этом произведении Гончаров остался верен себе.
Несмотря на откровенно высказанные боль и отчаяние, «Необыкновенная история» пронизана светлой верой писателя в непобедимость светлых начал жизни.
P.S. Текст И.А. Гончарова цитируется по 102 тому издания серии «Литературное наследство». ИМЛИ РАН, «Наследие». Москва, 2000
Материал подготовила Антонина Лобкарёва
Иллюстрации:
| |
|
Работает «Публикатор 1.9» © 2004-2024 СИСАДМИНОВ.НЕТ | © 2004-2024 Редакция журнала «Мономах» +7 (8422) 44-19-31 |