Илья Шокин

Высокое искусство

Это просто земля. Это просто река. Это небо…

Он пришёл ко мне на закате и сказал: «Хочешь узнать высокое искусство? Вдохновение!». Протянул мне лист с написанным стихом. Я взял лист, посмотрел на него, перевернул «вверх ногами», посмотрел с обратной стороны.

Поднял над собой, потом положил на землю. Как ни крутил-вертел я этот лист, с какого бы боку ни смотрел на него – никак не мог увидеть в нём ничего высокого или хотя бы возвышенного. Плоскость. Сплошная плоскость. Скучное двухмерное пространство литературного текста.

Он отобрал у меня лист со словами: «Ты прав, так ничего не увидеть», – и сложил из него фигурку голубя. Отпустил его. Прогретый за день воздух подхватил голубя и поднял вверх. Голубь сделал над нами несколько кругов, постепенно набирая высоту, пока ветер не унёс его далеко-высоко, так что глазам стало больно.

Я услышал смех и слова: «Вернулся обратно».

Когда он уснул

Он ушёл в лес. Сел на поезд, который следовал в направлении уменьшения количества человек на квадратный километр. Вышел на какой-то глухой безымянной остановке. Название, конечно, имелось.

Обыкновенное название, каких сотни по всей стране. Единственное, что указывало на наличие станции, – ряд треснувших на куски бетонных плит, проросших травой. Они лежали параллельно железнодорожной колее и напоминали об ушедшей в прошлое цивилизации. В десятке шагов от дороги ждал лес.

Он ушёл. Никому ничего не сказав. Никому ничего не объяснив. Никому ничего не оставив.

Он ушёл и не собирался возвращаться.

Долго блуждал в лесу. Уходил как можно глубже – в самую чащу. Чтобы не найти дороги назад. Когда почувствовал, что достаточно, – подыскал подходящее дерево. Ходил вокруг него, присматривался, касался руками, прислушивался, пытаясь определить готовность дерева. Когда понял, что не ошибся, сел на землю и прислонился спиной к стволу, почувствовал, как кора оставляет на ней свой рисунок.

Что ж, вот и конец. Закономерный и предсказуемый. И не надо ничего вспоминать, анализировать прошлое. Уже не имеет значения. История сказала своё окончательное слово. Ничего уже не имеет значения. Разве что…

Его затылок мягко коснулся коры и почувствовал сухое тепло дерева. Он закрыл глаза, чуть приподнял голову и посмотрел наверх, на небо. Он мог это – видеть небо. И даже больше. Он видел звёзды, хотя приближался полдень.

Да, пожалуй, только они имели значение. Именно поэтому он здесь.

Он почувствовал, как дерево приняло его, ведь и оно всю жизнь тянулось к небу. Дерево, как и весь лес, застыли в ожидании. Лес знал, зачем пришёл этот гость.

И потому молчал, уважая выбор пришельца. Как равный равному. Как брат брату.

Он вдохнул влажный лесной воздух. «Вот сейчас… сейчас», – думал он. И как он ни гнал прошлое, всё же оно напомнило о себе строкой песни: «А небо всё такое же, как если бы ты не продался…». Не продался – повторило эхо.

Солнце перешагнуло зенит и посмотрело на землю. Присмотревшись, разглядело одинокую человеческую фигурку. Человек лежал неподвижно рядом с деревом. Солнце не стало его будить и поспешило скрыться за ветвями.

Алина Аляутдинова

Беспечный ангел

Ангел бежал, перепрыгивая с облака на облако, навстречу солнечным лучам. Поймав золотой лучик, он смеялся и, схватив его, начинал кататься на нём, как на качелях. Когда ему это надоедало, он брал в свои нежные ручки пену облаков и играл с ней, строя из неё прекрасные воздушные замки, корабли, и целые государства. А потом, легко дунув на свои творения, он отпускал их к людям… Там они и оставались, и казались нам не более чем прекрасными фантазиями талантливых авторов, композиторов, скульпторов и художников.

Непоседливый ангелочек иногда спускался вниз, к людям, и там летал, кувыркаясь в прозрачном предрассветном воздухе. Те, кого он случайно касался крыльями, сотканными из счастья, слезы ребенка и первого дождя, вдруг останавливались, поражённые внезапно открывшейся красотой мира, неожиданно зазвучавшими трелями птиц.

Однажды ангел, беспечно играя, уронил перо из блестящих на солнце крыльев, и оно, подхваченное лёгким ветерком, полетело, сверкая и переливаясь. Земли оно достигло посредине большого города. Тепло становилось на душе у тех, кто его видел, чувство непонятной благодати разливалось по телу, хотелось жить и творить.

Случилось так, что в ту пору жил в этом городе молодой художник.

Он, как многие молодые талантливые художники, был беден, занимал одну комнату дряхлого высокого дома, творил только по призванию и не умел продавать свои работы.

Художник стоял на крыше дома, собираясь написать этюд «Город в предрассветной тишине», когда заметил перо ангела. Вернее, он его почувствовал, одному только Богу известно, чем оно показалось художнику: посланным свыше благословением ли, а может быть, промыслом неизвестных людям сил, несказанной удачей или простым совпадением.

Он начал творить. Перо беспечного ангела, быть может, помогало ему. Как бы то ни было, ему повезло: богатый меценат заметил его дарование, заплатил за несколько картин.

На вырученные деньги художник купил холсты и краски, продолжая писать картины, этюды, наброски. Свет заветного пера оберегал художника, помогал его таланту разгореться всё ярче.

Его слава гремела на весь город, его картины раскупали сразу после завершения работы, а нередко и до того, как полотно увидит свет. Но он никогда не брал заказов, не писал портретов, он творил исключительно по собственному желанию, повинуясь только вдохновению.

А тем временем его картины становились всё выразительнее, всё ярче, они приближались к образцам для подражания, к произведениям признанных мастеров. Про нашего художника говорили, что его талант загорелся и вспыхнул, как спичка.

Он действительно полыхал, горел и отдавал свой свет людям, всему миру, небу и Богу.

Так же, как рос его успех, росла и тайная тоска, мучившая юного художника. Он словно осознавал, что его дар незаслуженный, что он его, может, и был достоин, но не заработал, что это подарок случайный и вскоре за него потребуют платы. Он не подозревал,

что беспечный ангел и знать не знал про перо, случайно выпавшее из крыльев. Юный художник бледнел, слабел, на его творениях появился отпечаток трагичной безнадёжности, лёгкое дуновение кладбищенского ветерка мерещилось смотревшим на картину.

Он начал бредить по ночам.

Его последняя картина, названная им «Первозданный хаос», была прекрасна по выражению (самый опытный глаз не нашёл бы, к чему придраться, формы завораживали) и ужасна по содержанию: зрители стояли перед ней, поражённые, не в силах отвести глаз. Говорили, что эту картину художник писал, будучи уже невменяемым, говорили, что пронзительно красные глаза существ, выглядывающих из-за облаков бури, были написаны кровью создавшего их юноши. Говорили, говорили и говорили, а художник был уже мёртв: он не вынес ужаса, навеваемого собственной картиной. Его жизнь была коротка, его талант полыхнул и погас, но это пламя казалось сильнее того, каким горит вспыхнувший в знойный день стог сена, если на него случайно упадёт искра.

Он сгорел, и его забыли.

Беспечный ангел, узнав об этом, стал задумчивее, иногда сидел, печально приклонив голову и разглядывая с высоты облаков суетливую жизнь людей. А впрочем, через некоторое время забыл об этом случае, и вновь стал таким же, всё так же звучал его звонкий смех, всё так же он хватался за лучи солнца. Только когда грозовой ветер клубил облака и молнии полыхали тут и там, он вспоминал, причиной какого несчастья послужила его беспечная весёлость. Но дождь не может идти вечно….

Хотя этот ангел не ронял больше перьев, но ведь есть и другие непоседливые ангелочки.

Ольга Горшкова

Музыкант

Я влюбилась в музыканта,

Он ответил на любовь.

Я звезда его таланта,

Он правитель моих снов.

Отказавшись от знакомых

И друзей всех променяв,

Подхожу к его балкону

И слышу песню про меня.

Я слышу песню про меня.

Я слышу песню песню про меня.

Как мелодия ласкает,

Кровь волнуется от слов.

Музыкант, когда играет,

Дарит мне свою любовь.

Подойду, себя не помня, –

Звуки музыки манят.

И, закрыв глаза ладонью,

Я слышу песню про меня.

Я слышу песню про меня.

Я слышу песню песню про меня.

Но скажи ты, мой хороший,

Почему твоя душа

Не верна теперь мне тоже?

Ты уходишь не спеша…

Это чувство не знакомо,

И его мне не понять…

Я стою у его дома

И слышу песню

Слышу песню не про меня.

Я слышу песню не про меня

Песню не про меня.

Галина Ефимова

В грозу

В грозу мне дышится легко,

В грозу мне пишется легко.

До Господа подать рукой,

Повсюду слышится покой.

Устав, закрою я глаза,

И тенью зыбкою

Мелькнёт весенняя гроза,

Блеснёт улыбкою.

На обрыве

Как русалки промелькнули,

Шесть лодчонок вдалеке,

Баржа с баржей разминулись

На сиреневой реке.

Отливает небо рожью,

От стрекоз – летучий блеск.

Рву я тёплый подорожник,

Под рукою слышу треск.

Жук ползёт в траве медвяной.

Тихий свист стрижей.

И печаль моей утраты

Будто бы слабей.

Ирина Андреева

Песенка

По узенькой тропинке,

По крошечным травинкам,

Чрез горы и чрез речку,

По маковым полям

Иду я к человечкам,

Весёлым человечкам,

Забавным человечкам,

Иду я в гости к вам!

Они меня накормят ванильными снежками

И испекут на углях из тучек пирожки!

Они меня одарят улыбкой и стихами

И сделают коктейль мне из утренней росы!

А на ночь мне расскажут

о карликовых странах,

О шоколадном ветре и розовых мечтах!

О самом глупом споре и золотом заборе,

Летающих павлинах

и скромных робких львах!

Они меня уложат на мягкую перину

И лёгкую подушку из взбитых облаков!

Они меня укроют воздушным одеялом

И пожелают сладких, цветных,

красивых снов!

Чрез горы, через речку, иду от человечков,

Забавных человечков, иду-бреду домой!

Но я даю вам слово – приду я в гости снова!

Приду я в гости снова! Я к вам приду ещё!

Александр Дашко

Весна

Я люблю сладкий запах сирени,

Я люблю дымку далей лесных,

Я люблю нежный шёпот весенний

На опушке стоящей сосны.

Люблю зори весенние, ясные,

Что за душу так сильно берут.

Небеса голубые, прекрасные,

Облака, что по ним вдаль плывут.

И берёзку люблю озорную,

И её молодую листву.

И люблю всю природу родную,

Ту, что дарит нам жизни красу.