«Николай Карамзин» – так с декабря 1991 года называется один из теплоходов Московского пароходства. Имя великого историка возрождено в названии корабля спустя 73 года после того, как первый пароход «Карамзин» сгорел во время гражданской войны. Гибель парохода, безусловно, случайность, но она предопределила послеоктябрьскую судьбу карамзинского литературного наследия, и особенно – «Истории государства Российского». Именно этим произведением, прежде всего, славен Карамзин в отечественной и мировой культуре, и через эту же книгу главный историограф России и сама память о нем подверглись тяжким испытаниям.

«Бессмертный труд», как говорил А.С. Пушкин, который «наша словесность с гордостью может выставить перед Европой», – по существу, открывал Золотой век нашей литературы.

И.И. Дмитриев (1818 г.): «История нашего любезного историографа у всех на руках и на устах: у просвещенных и профанов, у словесников и словесных, а у автора уже нет ни одного экземпляра. Примерное торжество русского умоделия».

М.М. Сперанский: «История сия ставит Карамзина наряду с первейшими писателями в Европе; скажу даже, что я ничего не знаю ни на английском, ни на французском языке превосходнее... История его есть монумент, воздвигнутый в честь нашего века, нашей словесности».

Рылеев называл Карамзина «Наш Тацит», Языков – «Наш Ливий». Тот необыкновенный интерес, о котором свидетельствуют многочисленные отзывы современников, позднее принял более спокойные формы, но спрос на «Историю» в течение многих лет побуждал и оправдывал новые издания. Их было 13 – за неполных 100 лет (1818-1915). Последнее издание вышло в 1915 году.

Октябрьская революция объявила войну «старому миру». Отсюда – резкое неприятие новой властью всей дореволюционной истории. «Настоящая история нашей страны начинается с семнадцатого года», – провозглашал зам. наркома просвещения М.Н. Покровский, видный историк-марксист, один из тех, кто формировал политику большевиков в области культуры и просвещения.

В первые же послеоктябрьские дни были закрыты широко известные журналы  «Исторический вестник», «Русский архив», «Русская старина». 1917 год стал началом нового отсчета – теперь уже забвения Карамзина. Трудно сегодня это представить, но в течение почти полувека после революции не было издано ни одной его книги. Ни одной! Первый прорыв к карамзинским произведениям стал возможным только в пору послесталинской оттепели. В 1964 году были изданы «Избранные сочинения» в 2-х томах. В предисловии сообщалось: «из обширного наследия внимание науки привлечено лишь к художественному творчеству 1790-х годов. Исключается критика, публицистика и «История государства Российского».

Табу на главное творение писателя было неколебимым. Этот партийный посыл десятками лет формировал Карамзина, которым – в нашем высокозаповедном городе – впору было стыдиться. И стыдились – с 1925 года по 1990 год Карамзинская общественная библиотека была вычеркнута из перечня культурных учреждений Ульяновска. И кочевал по ульяновским путеводителям – из одного издания в другое – чуждый нам «дворянский историограф», глава русского – опять же «дворянского сентиментализма».

Несомненно, многие читатели любовались скульптурными портретами писателей в одном из залов нового здания Дворца книги. Только не найти в ряду писателей-классиков Карамзина. Он не попал в этот торжественный зал ни по праву родоначальника русской художественной прозы, ни по праву того, чьим именем была названа та первая – предшествующая нынешней – библиотека (Карамзинская общественная), ни по праву симбирянина (по этому праву здесь – Н. Языков). Послушать бы сегодня тех, кто совсем недавно был причастен к оформлению этого зала.

Вспоминаются некоторые обстоятельства выхода в 1983 году книги Н. Эйдельмана «Последний летописец». Книга эта, на мой взгляд, была первым (за советское время) добрым словом – доказательным и убедительным – об историке, его главной книге, попыткой понять современников Карамзина, их отношение к подвигу историка.

«Последний летописец», уже напечатанный, был задержан в типографии, и несколько дней шел серьезный разговор об уничтожении двухсоттысячного тиража. Руководство издательства «Книга» повисло на волоске – ему грозило увольнение. К счастью, здравый смысл победил, и книга пришла к читателю.

Спустя два года, в феврале 1985-го в московском Доме литераторов состоялся вечер, организованный Советом по литмузеям и литнаследству при Московской писательской организации. «Н.М. Карамзин – писатель и историк» – так назывался вечер, на котором было сказано наконец о реальной возможности нового издания «Истории». Вот о чем говорили выступающие.

А. Гулыга, доктор филологических наук: «Это первое собрание по Н.М. Карамзину в истории советской литературы. «История государства Российского» – точка отсчета новой русской литературы, начало ее классического периода. Вместе с тем – это факт национального сознания. Так случилось: «История» в советское время не издавалась. Мы оказались в плену тенденциозных оценок. Для их подкрепления очень часто призывался Пушкин, его авторитет. Известная эпиграмма: «В его «Истории «изящность, простота»... была приписана Пушкину безосновательно. Автографа нет, Пушкин дважды отказывался от эпиграммы, но ее в наше время включили в Собрание сочинений поэта. Я глубоко убежден, что она Пушкину не принадлежит. В наши дни необходимость издания «Истории» очевидна. Карамзин должен быть возвращен в Пантеон русской классики, родоначальником которой он явился».

А. Смирнов, доктор филологических наук: «История Карамзина – шедевр нашей художественной прозы, а также хранилище летописей, которые впоследствии были утеряны или погублены. «История» оказала огромное влияние на литературу, театр, культуру. Надобность издания сегодня – бесспорна. «Записка о древней и новой России» была полностью издана только один раз – в 1914 году. В ней говорилось об известном, но никогда не произносившемся».

Н. Эйдельман, писатель: «В разговоре о том, когда издавать «Историю», нельзя не вспомнить о заявке, поданной в издательство «Мысль» два года тому назад. Ответ мы не получили. Я убежден, что тот, кто разрешает или не разрешает печатать «Историю», – тот никогда не читал и, главное, никогда ее и не будет читать».

С. Шуртаков, писатель: «Обвинения Карамзина в монархизме затмили в советское время великого историка и сузили наши представления о писателе. Да, он был близок ко двору, к монарху, был в должности историографа и получал жалованье – 2 000 рублей в год. Известно, что после Карамзина на этой должности при Николае I был Пушкин, с жалованьем 5000 рублей. Скажите, если Карамзин монархист, то разве Пушкин республиканец».

А. Пирогов, читатель: «Развивая мысль предыдущих докладчиков о памяти Карамзина, предлагаю от имени высокого нашего собрания обратиться в Министерство речного флота с просьбой – присвоить имя историка пассажирскому теплоходу».

А. Гулыга: «В заключение обрадую вас: я получил записку из зала. В ней весь смысл нашего собрания: «Как будем издавать книгу? Лучше бы репринтно».

Так, на неожиданно радостной ноте, закончился этот литературный вечер в четверг 28 февраля 1985 года. Через три года вышло новое издание «Истории государства Российского», изд. «Книга» – 1988-89 гг. Затем, в 1989 г. начался выпуск «Истории» издательством «Наука». Имя Карамзина на борту теплохода появилось в декабре 1991 года.

Анатолий Пирогов