Владимир Дворянсков

* * *

Точно так же, как в прежние годы,

Здесь вода зарастает ледком.

Этот берег немой

Пароходы

Всё хотят растревожить гудком.

Тишину рассекают густую,

Так,

Что в сердце проносится дрожь.

Только зря они это,

Впустую,

Ничего уж теперь не вернёшь.

Снег летит

Над распахнутым миром

И садится вблизи,

За мостом.

Опоздавшим на миг пассажиром

Я стою на причале пустом.

 

Светлана Матлина

Архангельское

Добирались на подводе

Лето здесь прожить.

Под берёзкой на приволье

Кофейку попить.

От сомлевшей земляники

Веет – за версту.

И лежат цветные блики

Радугой в пруду.

Детки – в шляпках, дамы – в рюшах,

По траве подол…

Из оранжереи груши

И зимой – на стол.

Парк и белые колонны

На английский шик.

И французский превосходный

Здесь журчал язык.

Песня русская звучала

И – романс, романс.

Тихо музыка играла

Даже в поздний час.

Да ходили на могилки

Близких навещать

По коврам из повилики

В тишь да благодать.

Словно Китеж златозвонный,

Купола в огне,

Всё покрыли эти воды,

Всё теперь на дне.

Но из глуби, бога ради,

Купола горят,

Над бескрайней волжской гладью

Голоса звенят!

Не рубите эти дали

Молодым веслом.

Затопляли, как играли,

Память о былом.

Яркий месяц блёстки мечет.

Дышит гладь во сне.

Зажигает месяц свечки

На ночной волне.

 

Андрей Пчёлкин

Рыбалка

Медный купол церквушки

Блеснёт под дюралевым носом, –

Проплываем с тобой

Над затопленным волжским селом.

Не уключина скрипнула –

Едут телеги с покоса.

Может, песню поют?

Не мути эту воду веслом.

Вот забилась в ногах,

Чешую обдирая, плотвица.

И уже замерла, задышала

В прожжённый тюфяк.

Так в избе на полу,

Отрыдав, замирает вдовица,

И до самой зари

Отдышаться не может никак.

Не прабабка ль моя

Обернулась плотвицею-рыбкой?

Подгадала как есть

Этот день на коротком веку,

Зашептала она,

Как запела, так тихо, так шибко,

И седой головой

Напоследок припала к внучку.

Что просила меня,

Заклиная в надежде и тайне?

Горьковатый туман

Далеко потянуло с реки.

Это топятся, топятся

Древние русские бани,

Это курят и курят

Крутой самосад старики.

Зацепилась леса,

Натянулась, запевшая тонко.

И боюсь оборвать,

Навсегда из руки отпустить.

И сжимаю в ладони

Белесую эту капронку,

И вцепляюсь в неё,

Как в нательного крестика нить.

 

Людмила Бурлакова

Волга-море

Тёмно-серое: не дитя небес,

Видно, здорово потрудился бес…

С разболевшимся сердцем слитое,

Море-морюшко ядовитое…

Отчего печать на устах? –

Разлеглось на живых крестах,

В тёмном чреве – дома почившие,

Ни лучинки не сохранившие.

Воплощение сердца нашего –

Волга-море. Себя ей мало:

Сколько душ поглотила заживо,

Разненастила, расплескала.

 

Николай Благов

Ледолом

Хвастала, хвостом трясла синица,

Улетела – море не зажгла.

Била день и ночь булгу снежница –

Волгу ото сна не подняла.

Полно! Так ли? –

Ляг и грудью слушай,

Слышишь, кто-то снизу поддаёт?

Даром, что ли, столько рек, речушек

Занырнуло к Воложке под лёд?

Солнце там –

Как сквозь пузырь, сквозь бычий,

Тёмен Волге, тесен зимний дом.

В жёлтой донной сутеми, в сутычках,

Пригибаясь, ходит подо льдом.

И вода из темноты глубинной,

Разлазорясь неба голубей,

Головой вертлявой голубиной

Лезет в горловины прорубей.

Только охнул берег и враскачку

Оползнем пошёл косить столбы.

Выдавив простенок лбом горячим,

Выезжает печка из избы.

Волга поднималась без угрозы

Серой ночью, чуть звеня ледком:

Сразу, как от плотника с мороза,

Сизым потянуло холодком,

Будто отроив листву, деревья

Шли селом, толпились на дворе,

Будто кто-то спящие деревни

Переставил окнами к заре.

И уже зовут гудки далече,

И с мели берёт плоты волна.

Приумолкли, успокоясь, речки,

Слыша, как работает она.