«Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал», – пожалуй, любому школьнику известны эти слова из пушкинского «Евгения Онегина», где поэт вспоминает древнеримского автора, гениально повторившего известный мифологический сюжет о превращении человека в осла.

Не так давно потрёпанный экземпляр «Золотого осла» Апулея попался и на глаза ульяновскому художнику Анатолию Обвинцеву на книжном развале в Москве. Яркие персонажи и такие же ситуации настойчиво запросились на зримое воплощение.

Анатолий Обвинцев взялся за работу в технике ксилографии – гравюры на дереве твёрдых пород. Бороздки, вырезанные на нём специальными резцами, при печати становятся белыми линиями. Чаще всего здесь используют самшит. Этот материал упруг и очень прочен, резать по нему непросто, притом нельзя допускать промахов – никакие шпаклёвки здесь недопустимы.

Поэтому заранее разрабатывается точный и окончательный рисунок, который и переводится на гладкий пенёчек самшита. В общем, гравюра на дереве – весьма трудоёмкое занятие. Так что затеять целую серию почти из тридцати ксилографий в наше непростое время – настоящий подвиг. Нельзя не восхититься отвагой и упорством нашего земляка, два года посвятившего этому труду.

Иллюстрирование классики ответственно вдвойне – ведь художник вступает в соревнование с мастерами, решавшими эту задачу раньше. Наверное, сознательно Обвинцев не изучил работы предшественников – дабы не соскользнуть на уже найденные удачные формы и образы.

Конечно, не все листы серии равноценны, и это естественно. Герои античной литературы в нашем восприятии неизбежно ассоциируются с блистательными произведениями искусства того времени, и нужно обладать даром Фидия, чтобы удовлетворить нас полностью.

Классик ксилографии Фаворский в ранних гравюрах отмежевался от этих претензий, смело схематизируя человеческие фигуры. Этот урок мастера пригодился Обвинцеву, и во многих случаях лёгкая схематизация (как, например, в листе с пастухом-флейтистом) органично объединяет человеческую фигуру с фигурами животных, а чёрному провалу неба отвечает мощная полоса земли внизу и тени на фигурах животных.

Красивыми волнами вздымается отдалённый холм с небольшим селением и башней. Штрих во всём листе певуч и музыкален.

Динамично решена сцена охоты Тлеполема на кабана: сами штрихи напоминают свист ветра, ибо положены по направлению движения.

Красиво почти круглое серебристое пятно гравюры с изображением атриума дома Биррены. Думается, что нельзя винить художника, многократно усилившего масштабную парадность и раскрывшего наружу замкнутый мир античного дворика. Фантастический сюжет не требует архивной точности. Единственное, в чём упорствую, – это в том, что скульптура богини Дианы слева должна быть белой на тёмном фоне, а не наоборот.

Безупречна, на мой взгляд, небольшая заставка с Памфилой, обратившейся в сову. Всё здесь удачно: и острая динамичная компоновка, и умелое введение серебристого интервала неба между тёмной совой и тёмным же пейзажем.

Даже повтор линии хвоста в срезе неба далеко не случаен.

Звучно и плотно решена ночная сцена с ослом, везущим награбленное разбойниками. По тексту осёл в этом эпизоде играл роль грузового транспорта, но художник поспорил с самим Суриковым: тот в «Боярыне Морозовой» высадил княгиню Урусову из саней и заставил трусить сбоку; здесь же, наоборот, прокатили разбойника.

Хочется отметить большой такт иллюстратора по отношению к эротическим сюжетам этого сочинения. Избежать их полностью было невозможно – оставался вопрос: как их преподнести. И художник избрал наилучший путь: путём умелой компоновки, применения светотени и т.п. он удачно прошёл между Сциллой вульгарного натурализма (гарантирующего бурный успех у невзыскательного зрителя) и Харибдой выхолощенного пуританства, заведомо противопоказанного иллюстратору этой книги.

Нельзя не сказать и об одиннадцати шмуцтитулах, предшествующих главам (по Апулею – книгам) и в сжатой композиции передающих суть сюжета. Лучшим из них мне кажется шмуцтитул к последней главе, в которой герой книги Луций, по своей оплошности превращённый в осла и много уже из-за этого претерпевший, готовится вернуть себе человеческий облик, отведав волшебных роз из рук жреца. Тут и музыкант, и египетский бог Анубис с головой шакала – действо в книге описано фантастическое и многолюдное. И хоть по тексту у Луция-осла нет на спине крыльев, здесь они очень уместны как символ скорого счастливого освобождения.

Что добавить в заключение? Русская школа ксилографии дала мастеров мирового уровня – достаточно назвать одного Фаворского. А ещё есть Кравченко, Павлинов и более близкие – Гончаров, Константинов, Носков. Есть на кого равняться, у кого учиться и куда расти.

Пожелаем Анатолию Александровичу новых успехов!

Лев Нецветаев