Шпаргалками я пользовался очень редко. При попытке достать мелко исписанные листки у меня сразу начинали краснеть уши. Казалось, что они вспыхивают ярко, как сигнальные лампочки, и преподавателю остаётся лишь злорадно усмехнуться и вывести меня из аудитории. Поэтому на экзаменах приходилось полагаться только на подготовку и счастливый случай.
Та зимняя сессия застигла меня врасплох. Предмет был трудный, а преподаватель знающий. Не раз приходилось «плавать» на семинарских занятиях, а уж при слове «экзамен по почвоведению» во рту появлялся привкус сухой земли, и неизбежно начинался приступ «медвежьей» болезни.
Геннадий Павлович считался человеком неподкупным. Я старательно нащупывал подход к нему. Удача улыбнулась неожиданно.
– Есть один надёжный вариант, – заговорщически поведал один из моих друзей-студентов. – Геннадий Павлович – страстный рыбак, и если свести ответ к теме рыбалки, можно «проскочить». Так сказать, «на живца» его подцепить. Только заходить нужно в числе первых, пока у него мозги «свежие».
А что! Может быть, пройдёт такой фокус? Тем более есть, о чём рассказать! Наши места рыбой славились всегда. Сура – река рыбная, берега и окрестности живописные. Такое расскажу – мало не покажется! Да и почвы – эка невидаль. Что я, лопатой не работал? Огородов перекопал – будь здоров! На практике не один шурф выкопал, а уж в армии пришлось землицы побросать – самому основателю сей науки Докучаеву в страшном сне не приснится! Нет, к экзамену я готов, это факт!
В первую пятёрку попасть было несложно: «на амбразуру» никто ложиться не торопился – мне с удовольствием уступили почётное место забойщика.
Я долго топтался перед дверью, изо всех сил сбивая волнение глубоким дыханием. «Мормышка, блесна, мормышка», – вертелось в мозгах. «Тьфу ты, вот привязалось», – с досадой тряхнув головой и набрав воздуха в лёгкие, я переступил порог аудитории.
С билетом повезло. Вопросы попались лёгкие: о почвах Ульяновской области.
Я быстро составил схему ответа и поднял руку. Геннадий Павлович записывал что-то в экзаменационную ведомость.
– О, уже готов? – пробасил он, – молодец, давай, выходи.
Едва я сел отвечать, из головы тотчас вылетели все понятия о почвоведении, и я, как говорится, ни к селу, ни к городу ляпнул о знаменитой рыбе Присурья – стерлядке.
– Все предания, – начал я, – говорят о том, что стерлядь водилась в наших краях испокон веку. В давние времена она прямиком шла на царский стол. Да, прямиком – на царский стол... А какие в округе озёра! – я прищёлкнул языком для убедительности. – Одни Пичерки чего стоят….
Геннадий Павлович оживился, заёрзал на стуле, глаза его загорелись, как у мальчишки.
– Рыбак! Ох, как удачно! – отложив в сторону ведомость, он начал буквально заваливать меня вопросами. – Способ заброса какой используешь? Через голову или только стреляющий?
– Да, прямо так, с берега!
– Ясно, что не с дерева. А насадку какую используешь? Прикормку? Кашу, картофель?
– Кашу люблю, молочную, с маслом. Только на рыбалку кашу не возьмёшь. В основном так, куски какие-нибудь… Хлеб люблю жарить на угольях. Уху – на костре…
– Чего?
– Щука, сазан, карась, – язык начал сам собой заплетаться, – мормышка, блесна.…
Взгляд преподавателя разом потух.
– Так ты не рыбак?
– Да так, – неопределённо пожав плечами, промямлил я, – бывает в охотку…
Я ещё надеялся, что мои скромные опыты с рыбалкой окажут мне таки службу.
– Утки там… утром… в кустах крякают, – я запнулся и замолчал.
– У-утки, в охо-отку, – растягивая слова и будто от зубной боли кривя лицо, пробормотал Геннадий Павлович. – Вопрос-то у тебя, как в билете обозначен?
Я посмотрел на свои записи и на вопросы билета:
– Почвы Ульяновской области.
Геннадий Павлович усмехнулся:
– Так рыбалка тут причём? Ты что мне голову морочишь?
Я пожал плечами и покраснел: казалось, вот-вот отвалятся уши. Геннадий Павлович вздохнул и, как мне показалось, с надеждой спросил:
– Ну, а почвы там какие, на Пичерках, помнишь?
– Песчаные, – я неуверенно закивал головой, – сидеть можно на бережку…. на бережке. Сухо там. Песок…чек.
– Н-да… – вялым голосом протянул Геннадий Павлович. – Нет, брат, не песчаные, а серые…
– Лесные! – поспешив его опередить, выкрикнул я. – Серые лесные почвы, вот!
– Так, – мне показалось, что он вздохнул с надеждой, – ну, а какова концентрация веществ в почвенном растворе? Реакция какая: кислая, или щелочная?
Я представил почву на берегу реки в слякотную погоду. Она показалась мне огромной бочкой с квашеной капустой.
– Кислая? – вопросом на вопрос ответил я.
– Правильно, – с облегчением выдохнул преподаватель, – кислая. Чтобы нейтрализовать реакцию, что нужно сделать?
– Ну… – начал было я, но мысль словно зацепилась за что-то. «Мормышка, блесна, мормышка, блесна», – мелькнуло в голове.
– Какое лечение при изжоге применяют? – преподаватель попытался выровнять положение. – Щелочной баланс нарушен, что нужно пить? Что ты пьёшь при изжоге?
– Я вообще-то молоко пью. У меня не бывает изжоги.
Геннадий Павлович постучал пальцами по столу и вдруг отрывисто, как старшина перед строем «отбарабанил»:
– Соду пьют. Нейтрализуют избыток образовавшейся кислоты приёмом щёлочи, то есть соды. Понял?
– Ещё бы не понять! – ответил я так же чётко, подтягиваясь на стуле, словно по команде «смирно», – всё просто.
– Просто? – Геннадий Павлович повертел в руках мою зачётку, полистал и положил перед собой на стол. – Нет, брат, это не просто.
Он поставил малюсенькую «троечку» и размашисто расписался.
С досадой выдохнул:
- А жалко, что ты не рыбак!..
Владимир Кочетков